Проведать Синьору и узнать, как она себя чувствует, заглянула семья Леоне, продававшая открытки и картинки. Может, ей приготовить stracciatella – жидкий мясной бульон с вбитым в него яйцом и лимонным соком? Она поблагодарила их, но лицо у нее было все такое же бледное, а голос безжизненный. Леоне еще больше заволновались.
Слух о том, что с Синьорой что-то неладно, дошел и до гостиницы на противоположной стороне piazza. Посетители рассказали об этом смуглому красавцу Марио и его серьезной, трудолюбивой жене Габриэлле. Может быть, стоит послать кого-нибудь за dottore?[9]
Братья Габриэллы нахмурились. Когда в Аннунциате женщина испытывала недомогание, это чаще всего означало одно: она беременна. Та же мысль пришла в голову и Марио, однако он бесстрастно встретил взгляды родственников.
– Этого не может быть, – сказал он. – Ведь ей уже почти сорок.
Но тем не менее все с нетерпением ждали доктора, надеясь, что после стаканчика-другого самбуки, к которой эскулап питал неодолимую слабость, из него можно будет хоть что-нибудь выудить.
– Причина ее нездоровья заключается в ее голове, – доверительно сообщил доктор. – Странная женщина. Физически она совершенно здорова, но, похоже, ее снедает великая печаль.
– Почему же в таком случае она не вернется туда, откуда приехала? – спросил старший из братьев Габриэллы, ставший главой семьи после смерти их отца. До него доходили странные, тревожащие слухи о его шурине Марио и Синьоре, но он был уверен, что такого просто не может быть. Не столь же глуп этот мужчина, чтобы блудить буквально на пороге собственного дома!
Жители городка замечали, как поникли плечи Синьоры, и даже семейству Леоне ни разу не удалось вызвать на ее лице прежнюю светлую улыбку. Бедная Синьора! Она просто сидела у окна, устремив взгляд в никуда.
Однажды ночью, когда семья уснула, Марио прокрался в ее дом.
– Что с тобой случилось? Все говорят, что ты заболела и потихоньку сходишь с ума, – проговорил он, обняв лежавшую в постели Синьору и поправив на ней одеяло, которое она расшила названиями итальянских городов: Флоренция, Неаполь, Милан, Венеция, Генуя.
Все названия были вышиты разным цветом и украшены орнаментом из маленьких цветочков. Она говорила, что занимается этой кропотливой работой «для души», и, делая стежок за стежком, думала о том, как ей повезло оказаться в этой стране и жить рядом с любимым человеком. Такое счастье выпадает не всякому.
Однако этой ночью Синьора отнюдь не была похожа на самую счастливую женщину на свете. Она только тяжело вздохнула и, вместо того чтобы повернуться и радостно поприветствовать Марио, продолжала лежать неподвижно. Его вопрос повис в воздухе.
– Синьора! – Он тоже называл ее так, подобно всем остальным жителям Аннунциаты, чтобы не навлечь на них обоих еще большие подозрения. – Дорогая, дорогая Синьора! Сколько раз я просил тебя уехать домой, сколько раз говорил, что не будет тебе жизни здесь, в Аннунциате! Но ты настаивала