она у нас немая?
Наша Таня громко плачет
Все изменилось в одночасье. Как-то ночью наша молчунья Татьяна разбудила всех громким ревом. Зажгли свет – ребенок мечется в горячке. Измерили температуру – сорок.
Папа побежал будить соседа инвалида дядю Женю, у него единственного на этаже имелся домашний телефон. Приехала скорая. «Зубки режутся, – пожала плечами докторша. – Если к утру температура не спадет, вызывайте участкового педиатра».
Скорая уехала. Но папа не стал дожидаться утра.
Где-то на улице Толстого у него жил знакомый врач по фамилии Марков. Невзирая на поздний час, отец решил идти за ним. Я увязалась следом. Приключение!
На улице темень и дождь, в подворотнях завывает ветер, а мы с отцом быстрым шагом идем куда-то дворами, переулками, утопая в грязи, перепрыгивая через огромные лужи.
С трудом отыскав нужный подъезд и квартиру, звоним в дверь. Щелкает замок.
На пороге стоит крупный человек в трусах и майке, щурясь от яркого света.
– Умоляю, скорее! Дочь умирает! – выдыхает отец.
Не задавая лишних вопросов, доктор Марков быстро одевается и выскакивает под дождь.
– Вы правильно сделали, что не стали ждать утра, – скажет он позже. – Еще полчаса и было бы поздно. У вашей дочери двустороннее воспаление легких.
Больница
Борьба за Танину жизнь продолжалась несколько месяцев.
Я видела сестру пару раз сквозь стекло больничной палаты – маленькое тщедушное тельце, опутанное паутиной капельниц, утыканное катетерами и иголками.
Мама вспоминала: от уколов на попе сестренки не осталось живого места. Уколы были такими болезненными, что Танькины ручки и ножки сводило судорогой.
А тяжелый недуг все не отступал. Пришлось делать переливание крови. Кровь у Тани была редкой первой группы, поэтому донором для нее стала мама.
Потом была реабилитация в Ижевской больнице. Порядки там царили поистине тюремные – никаких свиданий, игрушек, передач. Врачи не пускали к Тане даже маму.
Маленькая дикарка
Когда спустя полгода сестра вернулась домой, это был совсем другой ребенок. Она не узнавала родных, всех дичилась, вела себя, как затравленный лесной зверек. Начала красть еду, таскала со стола и распихивала по карманам конфеты, прятала под подушку хлеб. Утром, перед детским садом, папа намажет бутерброд маслом, подмигнет:
– Кому корочку?
– Мне курочку, мне! – канючит Танька.
Думает, отец предлагает ее любимую куриную гузку.
А вот пельмени Таня не любила, требовала котлет. Мы с мамой хитрили, распотрошим пельменную начинку, тесто в сторону, фарш – на тарелку и уверяем, что это и есть котлетки, только маленькие, для малышей. Таня верит, уплетает за милую душу.
Неуемный аппетит младшей сестры не раз спасал меня от ремня.
Маму раздражало, что я не доедаю сосиски и суп. Поэтому я украдкой сваливала остатки еды в Танькину тарелку и со спокойной совестью выскальзывала из-за стола. Так что вскоре из