Неужели…
– Первый – это дикий пес, он перебежал к волкам, – проговорил Анри, – а другой – настоящий волк.
– И к тому же слепой, – еле смог проговорить Уэймен.
– Oui, monsieur[7], – поддакнул Анри, от изумления переходя на свой родной язык.
Он было снова поднял ружье, но Уэймен решительно положил руку на ствол.
– Не убивай их, Анри, – сказал он. – Отдай их мне живых. Прикинь стоимость рыси, которую они попортили, прибавь к этому премию за убитых волков, и я оплачу все. Живые они представляют для меня большую ценность. Подумать только – собака и слепая волчица!
Он все еще придерживал ружье Анри, а тот уставился на ученого-зоолога, словно никак не мог взять в толк, о чем это он говорит.
Глаза Уэймена горели, он был сильно взволнован.
– Собака и слепая волчица! Вот так пара! – снова и снова повторял он. – Это великолепно, Анри! Когда выйдет моя книга, станут говорить, что я преувеличил. Но у меня будут доказательства! Я сделаю десятка два фотографий сейчас же, прежде чем ты убьешь рысь. А собаку и волчицу я оставлю жить у себя. Анри, я заплачу тебе сотню долларов за эту пару. Согласен? По рукам?
Анри кивнул. Он держал ружье наготове, пока Уэймен доставал фотокамеру. Щелканье аппарата было встречено лязганьем клыков и рыси, и волчицы. Казан же лежал смирно – не от страха, а потому что по-прежнему признавал над собой власть человека. Закончив снимать, Уэймен подошел к Казану совсем близко и заговорил с ним – заговорил даже ласковее, чем тот мужчина, который жил вместе с Джоанной и ее ребенком в покинутой теперь хижине.
Анри выстрелил в рысь. Когда Казан понял, что произошло, он зарычал, он стал рваться к корчащемуся телу своего заклятого врага. С помощью шеста и ременной петли Казана извлекли из-под бурелома и отвели в хижину Анри. Потом люди вернулись с плотным мешком и ремнями и взяли в плен Серую Волчицу, не вынимая ее из капкана. Весь этот день Уэймен и Анри сооружали прочную клетку из нетолстых бревен; когда она была закончена, в нее поместили пленников.
Прежде чем впустить в клетку собаку, Уэймен тщательно рассмотрел рваный, со следами зубов ошейник. На медной пластинке было выгравировано только одно слово: «Казан». С чувством необъяснимого волнения Уэймен занес это имя в свой дневник.
С того дня Уэймен часто оставался возле хижины, пока Анри уходил осматривать свои капканы. Уже на третий день Уэймен осмелился просунуть руку между деревянными прутьями клетки и дотронуться до Казана, а еще через день Казан принял из его рук кусок сырой оленины. Но Серая Волчица при одном только приближении человека пряталась под кучей пихтовых ветвей в углу своей тюрьмы. Многовековой инстинкт говорил ей, что человек – самый страшный ее враг. Но вот этот человек не причинил ей вреда, и Казан его не боялся. Сначала Серая Волчица пугалась, потом стала удивляться, и, наконец, над всем взяло верх чувство всевозрастающего любопытства. После трех дней неволи она иной раз высовывала свою слепую морду