машин, практически пустовали – там стояли только грязноватые грузовички, поклажа которых, наивно привязанная веревками и оставленная на ночь без присмотра, свидетельствовала о том, что воров тут никто не боится, так что шоферы сейчас наслаждаются пивом и мобильники молчат в их карманах.
Склоны местных гор поросли буковыми и пихтовыми рощами, которые осенью красиво меняли цвет. Во время бурь их тяжелые ветви, ломаясь, могли наделать немало бед. Травянистые ивы, вьющаяся жимолость, шиповник успешно боролись с проложенными тропинками, делая их непроходимыми. Деревья жадно тянулись к свету, сплетая в вышине кроны, а их корни цепко обвивали камни и уходили во влажную землю. Броня этого леса казалась непробиваемой и должна была крепко хранить свои тайны.
По улицам бродили немногочисленные прохожие, иногда обменивались парой слов, формальными приветствиями и вопросами о здоровье семьи. Из освещенных окон доносились неразборчивые голоса, запахи еды и вина, возгласы и обрывки бесед, смысла которых нельзя было понять.
Сильвия с Давидом шли молча, наслаждаясь анонимностью, мирной атмосферой и этими знаками чужой жизни, в какой им предстояло найти свое временное место. Через пять минут Сильвия вдруг спросила:
– А зачем ты соврал?
– Я? – изумился Давид.
– Про Вальядолид. И Ривасу, и Эдне. Почему?
– В деревне к столичным жителям очень плохо относятся. Мы для них ненавистные кровопийцы.
– Только поэтому?
– Ну еще потому, что они меня взбесили. Всем надо все про тебя знать еще до того, как ты подошел к ним на три метра. Хуже полицейского допроса. Вот скажи, зачем этой Эдне знать про наших детей? Чего она хотела от меня? Чтобы я ей исповедался – нет, пока не родили, но собираемся и, возможно, приступим к делу прямо тут, в снятой у вас комнате, так что, когда услышите подозрительные звуки, знайте: это мы перешли к важнейшей стадии проекта…
– Как ты чувствителен, дорогой ты мой! – Сильвия рассмеялась своим безудержным искренним смехом, который Давид так любил и так редко слышал, который был возможен только в минуты полного, безоблачного и безмятежного счастья. Они перестали хохотать, услышав гудок у себя за спиной. Маленький бородатый толстяк в очках делал им знаки, высунувшись из окна автомобиля.
– Поняла, что я имею в виду? – шепнул Давид, пока они направлялись к машине. – Просто преследуют.
– Хотите, подвезу? – предложил толстяк.
– Вы таксист? – спросила Сильвия.
– Нет, но думаю, что вы идете в таверну «Эра Уменеха», поужинать. Я бы вас туда и подвез. Впрочем, если вы хотели пройтись пешком и я вам помешал… Простите.
– Да, мы ищем таверну, чтобы поужинать.
– А я как раз туда еду.
– Спасибо, – сказала Сильвия, садясь в машину раньше, чем Давид успел возразить. А тот смутно размышлял о том, как это странно и неправильно – то они подвозят кого-то из деревни, то подвозят их.
Машина оказалась стареньким «Рено», побитым, проржавевшим, с драными сиденьями. Сильвия