себя соответственно возраста, но как это сделать?
– Спасибо доктор. До свидания. Катарина, проводи доктора.
Дверь за доктором закрылась, и синьора Мариани, мне пока сложно было принять, что она моя новая мама, но буду её так называть, повернулась ко мне. Я стоял рядом с пуфом, смотрел ей прямо в глаза. Что делать, что предпринять? О! Мысль! Надо протянуть руки и улыбнуться, что я и сделал. Она подошла, присела на колени и прижала меня к груди. «Вот ещё… развела сырость» – подумал я.
Потихоньку мне удалось освободиться из её объятий. Отошёл на пару шагов назад и стал медленно обходить её по кругу. Меня влекла открытая дверь. Точно знал бежать нельзя, поймают сразу. Всё надо делать медленно. Подошёл к двери и остановился на пороге. Коридор, широкий. Справа две двери, покрашены светлой краской с резьбой по дереву. Подошёл к большим двухстворчатым дверям с витражами из цветного стекла, с изображением павлинов, распустивших великолепные хвосты, перья украшены многогранными камнями кварца. Сквозь стекло просматривались громадные столы и ровные ряды резных стульев. Нижняя часть покрыта мелкой резьбой по дереву с изображением виноградной лозы и различных экзотических фруктов. Цапля на одной ноге, не то в луже, не то в болоте. Дальше можно не смотреть. Иду дальше. А вот левая дверь притягивает как магнит. Даже ладошки зачесались от нетерпения. Как бы из ниоткуда появилась служанка Катарина и встала рядом. Как же им сказать, как дать понять, что хочу попасть в эту дверь и при этом не напугать маму. Я подошел к двери и повернулся, посмотрел на маму, та с восторгом и умилением наблюдала за мной. И будто бы поняв, что я хочу, попросила служанку открыть дверь. За дверью было темно. В лицо пахнуло застоявшимся воздухом, крутой смеси выделанной кожи, приправленной запахом старой типографской краски. Это была явно – библиотека. Сквозь единственное плотно зашторенное окно свет не проникал в это помещение. Щелчок выключателя, и под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Света прибавилось, но совсем не много. Хотя его хватило, чтобы осветить большой портрет молодой, красивой женщины в платье вышитой серебром и золотом, с большим стоячим кружевным воротником. Волосы, уложенные в два или три кольца на затылке, только подчёркивали её молодость и красоту, а пыль, покрывавшая картину, мерцала в свете лампочки, придавая ей оттенок таинственной искристости. Я остановился и пристально всмотрелся на портрет женщины. Поддавшись неожиданному чувству, совершенно непроизвольно я показал на картину и сказал:
– Мама.
– Мой малыш!
Моя новая мама подбежала, села на колени и опять стала целовать меня, продолжая свои причитания.
– Какой молодец. Сказал первое словечко. Мама! Умненький мой! Золотце моё!
Я терпеливо ждал, затем повторил, указывая на картину.
– Мама!
– Нет, это не твоя мама. Это твоя пра-пра-пра-бабушка, графиня Нинетта Лучини Скараотти.
Я перевел взгляд на портрет рядом
– А это