неравнодушен к ней. И что он, безусловно, хороший человек. Однако его порядочность, безобидность и живость, внушая симпатию, почему-то казались ей слишком ярко выраженными, затмевающими. Саму себя она причисляла к вдумчивым и самоуглубленным натурам, и, возможно, эта яркость Иваты, располагающая к нему всех вокруг, вызывала в ней чувство собственной неполноценности.
Ей вспомнилось, сколько раз еще с давних времен она выслушивала упреки и придирки от подруг: «Каэдэ, ты же такая хорошенькая, вот и говори попроще, без трудных слов. Так будет легче ладить со всеми, разве нет?»
Вдобавок некоторые относились к ней откровенно неприязненно, и это еще слабо сказано.
«Книги лучше читать со смартфона, что же тут непонятного? В наше время тот, кто не отказался раз и навсегда от томиков в мягких обложках, выглядит, если уж начистоту, будто уловками привлекает к себе внимание».
Сверстники поддразнивали ее, хоть и не напрямую, за равнодушие к моде на яркие цвета.
«И что это Каэдэ вечно ходит в одном только темном? Кое-кто считает, что одежду надо подбирать под цвет волос. Нет, по-моему, у Каэдэ это проявление свободы».
Отплатить за все эти нападки Каэдэ ничем не могла. И даже считала себя в двадцать с небольшим лет уже слишком старой для женщины. В итоге у нее развился комплекс, который стал помехой в личной жизни. Или же вред причинило множество прочитанных книг, от которых у нее развилась зависимость? Нет, если уж добираться до самой сути, то…
Возможно, именно из-за «того случая» она, повзрослев, с трудом строила с другими людьми даже обычные отношения, не говоря уже о любовных. Видимо, по наследству от деда ей передалась способность уверенно общаться только с детьми.
– Вы слушаете, Каэдэ-сэнсэй?
– Ой, простите.
Кажется, Ивата со своего места за столом напротив о чем-то заговорил с ней.
– Вот я и подумал… ну, так как?
– Что как? О чем вы вообще?
Ивата обиделся.
– Как всегда, вынуждаете меня снова рассказывать такую жуть?
– Какую жуть?
– Так я и знал. Помните идзакаю, куда мы ходили примерно год назад? «Харуно» в северной части Химонъя?
– Помню, конечно.
Само собой, она помнила. В то время дед постоянно бывал в этом заведении с японской кухней, и поскольку Каэдэ стеснялась пить только вдвоем с Иватой, она выбрала «Харуно». Она помнила, как, забыв про Ивату, который в тот раз выпил столько, что свалился лицом в стол, сидела у стойки с пришедшим ранее дедом и неторопливо потягивала вторую порцию.
– Вот в этом «Харуно», – с серьезным видом продолжал Ивата, – вчера ночью, видимо, произошло убийство.
В идзакае с японской кухней, где постоянным посетителем был дед, кого-то убили? Более того, если верить Ивате, его младший товарищ по временам учебы в старшей школе сообщил, что как раз находился там.
– Мы сейчас с ним созванивались, договаривались сходить выпить. Может, и вы с нами, если не возражаете?
– Что?.. А я никого не напугаю, если нагряну вот так?
– Не