прошествии часа ни дядя, ни папаша не появились. Когда я спросила женщину за стойкой, есть ли новости, она, сузив глаза, поинтересовалась, кем я прихожусь больному. Пришлось отойти с ощущением, что сую нос не в свое дело. Но ждать-то мне никто не запрещал. И я подожду.
Прошло почти два часа, и я, выйдя из туалета, возвращалась на место, когда входная дверь распахнулась и ворвался кто-то очень большой.
Вторым, что я заметила, была форменная одежда, облегавшая эту впечатляющую груду мышц. Талия была туго перехвачена ремнем. Невольно возникало желание присвистнуть.
Не знаю, что такого в мужчинах в форме, но на мгновение у меня возникло желание облизнуться.
В ярком свете больничных ламп плечи мистера Роудса казались шире, руки – мощнее, чем при теплом освещении моей гаражной квартиры. И вид у него был еще более свирепый. Просто красавец на все сто! Умереть не встать…
Я сглотнула.
И тут его взгляд уткнулся в меня. Черты исказились: он узнал.
– Здравствуйте, мистер Роудс! – начала я, когда эти длинные ноги, которые я хорошо запомнила, пришли в движение.
– Где он? – осведомился тот, с кем мне случалось беседовать дважды, тем же любезным тоном, что и прежде. Под «любезным» я имею в виду «совсем не любезным». Но на этот раз его сын был в больнице, так что его можно было понять.
– В операционной, – тотчас отозвалась я, не принимая к сердцу его тон. – С ним дядя. Джонни, да? Он прошел туда…
Ножища в ботинке придвинулась ближе. Темные густые брови сошлись на переносице. На лбу обозначились морщинки. Линии вокруг рта стали резче. Казалось, еще чуть-чуть, и его взгляд опалит мне брови, но я – спасибо моему дяде, который строил рожи по поводу и без! – была невосприимчива к таким заходам.
– Что вы сделали? – спросил он властным ровным голосом.
Это он о чем?
– Что я сделала? Привезла его сюда, как и сообщила по голосовой почте…
Вторая ножища придвинулась ближе. Господи, ну и великан! Во мне было метр шестьдесят семь, и он возвышался надо мной.
– Я же четко сказал, чтобы вы не разговаривали с моим сыном. Что не ясно?
Он что, разводит меня?
– Это вы так шутите?
Иначе я ничего не понимаю.
Красивое лицо наклонилось ближе, во взгляде сквозила злость.
– Я озвучил два правила…
Теперь я, в свою очередь, вскинула брови: меня душило негодование. При мысли о том, что он имеет в виду, у меня заколотилось сердце.
Ладно, я не знала, что он имел в виду. Но неужели он отчитывает меня за то, что я отвезла его ребенка в больницу? В самом деле? И пытается представить дело так, будто мальчишка оказался здесь по моей вине?
– Привет! – послышался уже знакомый голос.
Мы оба обернулись: в лифтовом холле, прижав руку к голове, стоял Джонни.
– Ты почему на телефон не отвечаешь? Они считают, у него аппендицит, а пока ждут результатов обследования, – быстро объяснил он. – Сейчас ему снимают боль. Пойдем.
Тобиас Роудс быстро пошел за Джонни, даже не удостоив меня