свои вещи.
– У Антоначи хорошие связи среди традиционалистов. Я отменил чертовы кровавые простыни, которые вызвали переполох и чуть ли не бунт. Ты соображаешь, что произойдет, если я позволю тебе обесчестить дочь капитана, не надев ей на палец кольцо?
– Ну и что? Мы сделаем громкое заявление и заставим их выполнять наши приказы. Мы – Витиелло, мы не подчиняемся ничьим прихотям.
– Ты хочешь, чтобы я убивал верных людей, ядро нашей Семьи, потому что ты не смог удержать член в штанах? Я был чрезмерно снисходителен к тебе. Но теперь тебе придется нести ответственность за свои поступки.
Я недооценил Крессиду и ее амбиции. Я хотел заставить ее отказаться от своих слов. Но она все изменила, и теперь я вынужден остаться с ней.
– Должен же быть какой-то выход, – пробурчал я.
Папа глубоко вздохнул и провел рукой по своим темным волосам.
– Традиционалисты давно чувствуют себя обманутыми. Отношения Марселлы с байкером, кровавые простыни и наша связь с Каморрой – все было очень трудно пережить. А твой поступок стал переломным моментом. Я не собираюсь ослаблять Семью теми или иными кровавыми заявлениями только потому, что ты терпеть не можешь будущую невесту. Крессида станет твоей женой. У тебя есть время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И ты, черт возьми, свыкнешься, или, клянусь, испытаешь на себе мою ярость.
Я сердито посмотрел на отца.
– Да, дон.
По дороге домой мы не разговаривали. Я пытался придумать, как выпутаться из передряги. Как сказал папа, у меня еще было время до того, как я женюсь. А до тех пор я должен найти гребаное решение. Мысль о том, что я буду с Крессидой всю оставшуюся жизнь, казалась слишком суровым наказанием за несколько паршивых перепихонов.
Когда мы вошли в особняк в Верхнем Ист-Сайде, мама сидела в гостиной с Валерио, помогая ему с домашним заданием. Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять: она в курсе.
Папа жестом велел Валерио уйти. Он поворчал, но подчинился.
– У тебя большие неприятности, – пробормотал он, проходя мимо меня.
Спасибо, что предупредил… Я попытался взъерошить его непослушные светлые волосы, но он увернулся. Его рефлексы становились лучше.
Мама заломила руки, когда папа направился к ней. Он быстро поцеловал ее, и они обменялись несколькими фразами. Мама кивнула, но я видел, что она недовольна.
Мама едва доставала отцу до груди, однако, несмотря на хрупкость, являлась его опорой. Она поддерживала мужа и его решения, даже если не одобряла их. По крайней мере, в глазах других, даже нас, детей, так было всегда.
Она никогда не противоречила папиному решению, однако обеспокоенно взглянула на меня.
Мама волновалась за меня. Она хотела, чтобы я женился по любви.
Папа еще раз покачал головой и направился к выходу. Похоже, он все еще злился, чтобы долго находиться со мной в одной комнате. Мама проводила его взглядом, прежде чем снова посмотреть на меня. Тихо вздохнула и направилась ко мне.
Приблизившись, коснулась моей щеки, глядя на меня затуманенными тревогой глазами.
– С тобой все будет в порядке?
– Ты