Однажды его «денщик» передал, что его зовет Янсон. Герман нехотя поднялся, потянулся, всем видом показывая собственное «достоинство», а потом, едва выйдя за порог, бросился бежать. Эта его раболепная угодливость вызывает у меня отвращение, как и его поведение на допросах, где он отказывается помочь, хотя прекрасно знает, что происходит.
Запах серы всё ещё висит в бараках после недавней дезинфекции. Прошлое воскресенье стало одним из самых тяжелых: с утра зажгли банки с серой, окна и двери заклеили полосами бумаги, а нас отправили на машинах в баню на другой конец города. В этой злополучной бане дают всего 5–10 минут теплой воды – конечно же, намеренно. Вернулись мы уже под вечер, открыли окна и двери, но ночевать всё равно пришлось на улице. Продрогли до костей.
22 ноября 1943 года
Лендер вернул меня в стержневой цех, и, честно сказать, я ощущаю это как спасение. Теперь я снова рядом с Карлом – добрым, внимательным, по-своему дорогим мне человеком. Но кто же, в конце концов, позаботился о моем возвращении? Теперь Карл снова будет наблюдать за моей работой, за тем, как я справляюсь. Я постараюсь не подвести его.
Или, возможно, Лендер заподозрил, что я специально порчу керны? Если это так, то, вероятно, он не ошибается – ведь я действительно наведывался в стержневой цех и, как мог, портил керны, пока числился на гусеницах.
28 ноября 1943 года
Два дня подряд мы рисковали, выбираясь через заводской забор и добираясь до Форбаха. Но усилия были не напрасны: каждый из нас привёз по двенадцать килограммов супа – молочного и овощного, – а также хлеб. Этого нам с Володей хватит на некоторое время, позволяя не думать о еде хоть ненадолго.
Теперь к не самой приятной новости. Хотя сначала о поездках в Форбах. Там, в знакомом ресторане, мы с Колей зашли, и нас вновь приняли тепло, накормили, предложили вино. Коля даже сыграл для всех, отчего атмосфера стала ещё более приветливой. Я воспользовался моментом и спросил у молодой хозяйки, можно ли как-то связаться с маки, чтобы присоединиться к ним. Маки – это та самая группа сопротивления, что сражается с немцами. Но как только хозяйка услышала мой вопрос, её весёлость мгновенно испарилась. Она замахала руками, головой, повторяя: «Нет, нет, я не знаю никаких маки!» Может, она и правда не знает, а может, просто опасается нас. Ей ведь откуда знать, что мы остарбайтеры, а не провокаторы?
А теперь о настоящей неприятности. Арестовали Эриха. 27-го, в субботу, внезапно забрали Володю гестаповцы, и мы сразу решили, что дело в радиоприемнике. Всё это время тревога за него, а также за нас самих, не оставляла нас ни на минуту. Ближе к вечеру его вернули, но сколько жутких мыслей пронеслось в голове за это короткое время. Его расспрашивали о контактах с Эрихом, о том, что они обсуждали, с кем дружили, кто часто подходил к ним на работе. Эрих так и не появился. Но мы уверены: о приёмнике он ничего не расскажет, ведь для него это верная смерть.
29 ноября 1943 года
Галя продолжает заботиться обо мне с прежней теплотой. Она настояла, чтобы