третья, Rondo alla turca, встретились и пили саке, не знаю, почему саке, я его сроду не пил, Моцарт спросил, есть ли у меня сад, мол, японцы говорят, что человек таков, каков его сад, и я показал ему свой искусственный кактус, тот, который ты принес, когда умер Джим Моррисон, и Моцарт ржал, в общем, он неплохой парень оказался, этот Моцарт, и мы с ним договорились встретиться в следующем году в Иерусалиме; а потом мне позвонила Даша, но я не слышал звонок, я спал, и это мой самый смертный грех из всех смертных грехов, и я себе этого никогда не прощу, и тебе тоже не прощу, хотя я ни разу не слышал, чтобы ты просил извинения за свои грехи; а меня ты, конечно, за этот грех наказал, и наказал по полной: когда я перезвонил Даше, она не взяла трубку – автоответчик, проклятый автоответчик, вновь и вновь: перезвоните позже или оставьте сообщение перезвоните позже или оставьте сообщение перезвоните позже или оставьте сообщение; забыл совсем похвастаться, ну то есть покаяться, я ведь с этим автоответчиком переспал, нет, не так – я его трахнул, ну, не автоответчик, конечно, а женщину, которая записывала эти самые проклятые «перезвоните позже или оставьте сообщение»; не помню точно, как это было, да и было ли вообще, я играл на своем черно-белом рояле в баре, она взяла меня за руку и отвела к себе в гостиницу, а я сказал, что у нее очень знакомый голос, и она ответила, что это голос мобильного оператора – перезвоните позже или оставьте сообщение, я столько раз орал на это «перезвоните позже или оставьте сообщение», столько раз умолял это «перезвоните позже или оставьте сообщение», а в этот раз я просто трахнул это «перезвоните позже или оставьте сообщение», но это не помогло, Даша не брала трубку, перезвоните позже или оставьте сообщение перезвоните позже или оставьте сообщение; а писем к тебе становилось все больше и больше, потому что прошел слух, что Бог есть и он отвечает на письма к нему, и началась настоящая эпидемия Бога, люди заражались этим вирусом и начинали верить в тебя, и чтобы окончательно уверовать в тебя, писали все новые и новые письма, и я отвечал на них; а потом меня призвали в армию, израильская армия называется ЦАХАЛ, и если есть что-то святое для израильтян, кроме хумуса, то это как раз ЦАХАЛ, и на проводах напились все, даже мой босс Мордехай, а лабрадор Эдик молчал, закутавшись в свою грусть, и постепенно все тоже замолчали, вслушиваясь в слова Экклезиаста, которых он не говорил; а в армии сержантом служил маленький бог без сисек Светлана Гельфанд, она была нашим мефакедет, у нее были глаза цвета теплой водки, и она часто повторяла «ой, то есть блядь», и это было правда, потому что все, что происходило, было ой, то есть блядь; в этом твоем мире вообще все ой, то есть блядь; а еще в одной палатке со мной жили евреи: русский еврей Поллак, марокканский еврей Иона и верующий в тебе еврей Ицхак; верующего в тебя еврея Ицхака выгнали из верующей в тебя общины за то, что он верил в тебя не так, как надо, и хуже того – он как-то поставил в иешиве диск Magma и сказал, что это Тора на кобайском, вот тогда его и выгнали, как будто он не правоверный еврей, а какой-то
