нож в руках. В своей маленькой, наивной, глупой голове ты решила: жизнь бессмысленна и выхода нет! До чего же ты легкомысленна! Проститься с волшебной жизнью из-за несчастной любви к вихрастому, неумному обормоту – верх глупости и жестокости по отношению к себе. Что бы я не отдал, лишь бы оказаться на твоем месте и вновь стать живым! Что бы я не отдал, чтобы вновь вдохнуть запах морозного неба, почувствовать покалывание холода на озябших руках, уловить ноздрями чуть слышный дымок из кирпичных труб. Что ты можешь знать о том, как рождается безнадежная тоска по обычным человеческим радостям, тоска – длиною в вечность. Только живым дано ощутить пьяный дурман в запахе утреннего тумана, испытать восхищение при виде алой зари простирающейся, над полями, которую прославляют даже птицы радостным, громким ликованием. Вы, живые, ропщите на плохую погоду изо дня в день, не понимая, с каким упоением я бы сейчас промок, замерз, изнывал от жары, лишь бы ощутить все это! Лишь бы вновь вкусить наслаждение жизнью! Я бы с восторгом встречал новую весну, с восхищением целовал и нюхал нераспустившиеся, клейкие почки, которые мне уже никогда не зацепить щекой и небрежно не отбросить их с лица! Хлесткие ветви явились бы усладой для моих щек! Но я прохожу сквозь них, ни одна из них не зацепит меня! Я бы заворожено смотрел на все! Смаковал бы каждый день победы весны! Триумф тепла и света ощутил бы кожей! Почувствовал бы солнечный, припекающий жар, оставляющий загар на теле, на настоящем человеческом теле! Я ползал бы по земле, всматриваясь в зарождение новой жизни, когда всходят подснежники, и не смог бы надышаться ими! Я мог бы поймать бабочку рукой или почувствовать ее, дух бы мой захватило от этого прикосновения, и мурашки пробежали бы по коже! Всеми органами я бы ощутил этот живительный, цветущий, яркий, чистый мир весны! Я бы кричал от счастья, лишь наблюдая, как обновляется земля в лучах рассвета, пробуждается жизнь! Жизнь – феерическая, лучезарная, дарящая смех, любовь, экстаз, в конце концов! И, полный сил, я пережил бы это снова и снова, неустанно крича: «Жизнь сногсшибательна! Хочу ее повторить! Повторить! Повторить!». А ты в безумном наваждении заносишь нож, как гильотину, над своими прозрачными венами, готовая променять все это на бесконечное одиночество, не имеющее конца, не имеющее покоя и удовлетворения. Устраиваешь самоказнь над самой собой, принимая черноту смерти, пропасть пустоты и унылое погребение. Отчаяние и глупость порождают роковой исход. Напрасно тратить жизнь, не ценя, не зная, не понимая прекрасного дара, – убийственное, непростительное, глупое преступление.
Смириться и равнодушно наблюдать за тем, как несмышленый ребенок семнадцати лет совершает неисправимую, роковую ошибку всей своей жизни, я не мог. Но каким образом помешать чужому безумию – не знал. Что предпринять? Наблюдаю за девушкой несколько часов, ничего не знаю о ее жизни, друзьях, родителях. Узнал лишь о несчастной, бестолковой,