курса, отец, не сказав ни слова упрека, слег с инсультом. Хорошо, что Корольков—младший уже кое-что понимал в этом и вовремя успел вызвать скорую. В больнице Саша три недели не отходил от кровати отца, полностью взяв на себя уход и реабилитацию и чувствуя страшную вину перед единственным близким своим человеком. К тому времени они с отцом остались вдвоем: Сашина мать Валентина Николаевна умерла, а сестра его Тамара, восемнадцатью годами старше, к брату особых родственных чувств никогда не проявляла. Она вообще всегда считала его нелепой случайностью, которая и на свет-то не должна была появляться: «И зачем ты его только родила, в сорок лет! – позорила она мать. – Нафиг тебе это нужно было?»
Надо сказать, покойная Валентина Николаевна тоже почему-то Сашу не любила. Она была женщиной грубоватой, неласковой и родила сына в столь неприличном по тем временам возрасте только лишь затем, чтобы, как Саша выяснил из случайно подслушанного разговора родственниц на маминых похоронах, не оперировать обширную миому матки. Миома и вправду, как выразилась, прикрыв рот ладошкой, одна из кумушек, рассосалась. А мальчишка рос нужным, по сути, только отцу. Тот отводил и забирал малыша из детского сада, сам же и повел его в первый класс: мать якобы не смогла отпроситься со смены.
Леонид Иванович, будучи совершенно простым мужиком, очень любил книги, хорошее и умное кино. Много читая сам, он и Сашу приучил к тому, что без книг жизнь скучна и неинтересна, и тот благодаря отцу вырос образованным и думающим человеком.
Мать, правда, тоже внесла свою лепту в воспитание Саши: по моде тех лет определила его в музыкальную школу по классу фортепьяно.
«Пускай ходит! – отрезала она. – Нечего по дворам шляться без дела!»
И Саша стал «ходить»: оказалось, что у мальчика удивительно тонкий музыкальный слух и полное отсутствие страха перед аудиторией. Впоследствии эта особенность очень пригодилась ему в жизни, а пока он учился в школе, тоже приносила немалую пользу не столько ему самому, сколько его классу и учителям. На любом мероприятии, коих по тем временам в жизни школьников было немало – будь то смотр строя и песни, поздравления мам с Восьмым марта или КВН – Саша Корольков без тени смущения мог выйти на сцену и сделать все, что угодно: спеть, прочитать стихи, станцевать, да хоть колесом пройтись.
Все ребята, а особенно девчонки перед любым выступлением волновались, по сто раз повторяя слова или движения, а кто-то и вовсе от страха, покрывался перед выходом на сцену холодным потом. Анжелка Царёва однажды вообще перед каким-то ответственным мероприятием – кажется, это был районный конкурс военной песни – грохнулась в обморок. Саше же все было нипочем, сцены он не боялся, а зрительного зала для него словно бы и вовсе не существовало.
Пожилая учительница только всплескивала сухонькими ручками, когда он, едва освоив нотную грамоту, стал безошибочно подбирать самые сложные мелодии:
– Сашенька! Умничка! Мальчик мой, а почему вот тут ты берешь именно фа-бемоль?
– Я так слышу, Бэлла Львовна.
– Ах,