полагающихся названию оттенков.
Но тут как раз никаких секретов нет. Пока была жива мама Золушки, здесь росло множество замечательных роз всех видов и оттенков. С июня и по октябрь их ошеломительный сладковатый аромат витал по всему переулку, перебивая порой даже шоколадно-ванильные запахи Совиного поместья. Но с появлением Хильды розовые кусты стали гибнуть один за другим и были заменены новой хозяйкой на пышные гортензии, на яркие фиалки, на душистые петуньи. Остался единственный куст, который растёт прямо перед окном Золушки. Цветы на нём крупные, почти совершенно белые, чуть розовеющие к стеблю. Ну а соседи по привычке продолжают называть дом Розовым. Хильду это всегда немного раздражает, но ей и самой приходится прибегать к такому названию, чтобы объяснить портному или мебельщику, куда ему нужно явиться.
А в Совиное поместье большеглазые птицы и в самом деле иногда залетают, обычно – поздно вечером. Они бесшумно кружатся над садом, садятся на верхушки деревьев, а по ночам что-то недовольно бухтят себе под нос. Дитер быстро привык к подобным странностям тётушкиного дома. Он перестал шарахаться от щётки, самостоятельно выметающей пыль из углов, вежливо здоровался с молчаливым, но важным Господином Крысом, деловито вышагивающим по дому в сиреневом сюртучке и появляющимся под ногами всегда весьма неожиданно и не вовремя. Картины Гобелена Воспоминаний и Будущего больше не пугают, Дитер просто перестал обращать на них внимание. На шелковистой поверхности как-то раз возникла деревянная лошадка, купленная отцом, ещё появлялась огромная пятнистая свинья из дома «родственников на холме», возникал знакомый стол, твёрдо упирающийся в землю большими квадратными ногами, закрытый белой скатертью со свисающими кистями. Когда-то Дитер любил прятаться под ним. Стол в детских играх был то домом, то пещерой, в которой можно укрыться от разъярённых львов, иногда каретой, а всё вокруг становилось лесом с разбойниками.
Дитеру гобелен воспоминаний ни к чему, он и так слишком хорошо помнит каждый уголок своего родного дома. Редкой ночью он не возвращается туда во сне.
Картины будущего пугают, сейчас их невозможно ни понять, ни объяснить. Прикосновение к кораблю с разорванными парусами заставило пол ходить под ногами, пришлось балансировать и держаться за стропы, чтобы удержаться. При этом шёл дождь – такого ливня никогда не бывает. Раскачивалась толстая верёвка, и до неё почему-то требовалось дотянуться, иначе всё пропало. Ещё чуть-чуть и сорвёшься в клокочущую жадную пену за бортом. На других изображениях были дворцовые своды, мимо проходили незнакомые люди в богатой одежде. Из темноты возникали угрюмые монахи с верёвками и кольями в руках.
Дама в аристократическом платье, стоило коснуться пальцами шёлка её одежды, расхохоталась. Она смотрела почти в упор, но внешность её не удерживалась в памяти, потому что лицо менялось каждую секунду. Казалось, что женщина пытается удержать твой взгляд. Стоило чуть отвернуться, она тут же взмахивала ярким веером или звучно била каблуком, заставляя смотреть только в её сторону. От этого