лишь неудачной попыткой самовнушения. На самом деле я не до конца осознавала происходящее, и это место взорвало моё сознание.
Всё дело было в нём. В небе. В этой кромешной, всепоглощающей темноте. Казалось, что я могу коснуться её рукой, просунуться в эти двигающиеся тени, но это была лишь иллюзия. Стоило мне приподняться, вытянуть шею, как пульсирующая мгла стала дальше. Я была готова поклясться, что небо обладало сознанием, наблюдало за мной. Но не только оно.
Габриэль молча смотрел на меня всё время, что я задыхалась от переизбытка чувств. Нас выбросило в знакомой по воспоминаниям бескрайней чёрной пустыне. Тёплый ветер трепал его заметно отросшие, немного вьющиеся волосы и широкую чёрную футболку, испачканную кровью убитых им людей.
– Ты в порядке? – безэмоционально спросил он.
– Нет, – честно призналась я, сгорая от желания броситься в его объятия и разрыдаться. Мне так не хватало слабости, которую я могла ощущать только рядом с ним. – Я…
– Пожалуйста, – Габриэль выставил перед собой руку, закрываясь от меня, и отвёл взгляд, – ничего не говори.
– Но…
– Теперь, когда ты здесь, в Дуате, ты в безопасности, под защитой Анубиса. На этом мои дела с пантеоном окончены. Я ухожу. Дорогу до дворца найдёшь сама. – Он вскинул подбородок, и я проследила за его взглядом. На горизонте, в пыльной чёрной дымке, виднелись стены здания, подпирающего небо. Заблудиться и правда было сложно.
– И ты просто уйдёшь? Не сказав ни слова?
Подобие усмешки тронуло изящные, словно нарисованные губы.
– Я сказал целую кучу слов, Маат.
Захотелось швырнуть ему в голову горсть песка, которую я сжимала в ладони, но вместо этого я просто уставилась на него. Я не верила, что он действительно уйдёт. Внутри него должно было остаться что-то… что-то ко мне: злость, ненависть или любовь – не важно. Он что-то чувствовал, а значит, всё его безразличие – игра.
А потом он развернулся, даже не выдержав драматическую паузу, повисшую между нами, – словно я была деревом или столбом, с которым можно не прощаться. Словно я была никем.
И это правда. Я не помнила половину жизни Маат, поэтому не ощущала себя собой в полной мере. От Аники Ришар осталось лишь тело и глупые, человеческие рефлексы: постоянно вздрагивать, пищать, курить и грызть ногти. Я не верила в злой рок. Я верила в череду принятых решений и их последствия. Мне некого было винить в том, какой стала моя жизнь.
Когда-то Габриэль был Амсетом.
Он изменил имя, но не оно делало его тем, кем он был, а жизненный путь, выбор и ответственность за этот выбор. Его могучие плечи гнулись под тяжестью потерь, принятых решений. Его сердце болело, а я… Во мне ничего не было: ни пути, ни силы, – лишь тупая уверенность в том, что, если он уйдёт, я сойду с ума. В последний раз. Окончательно.
Что-то, что я смогла объяснить лишь многим позже, случилось с моим телом и сознанием в тот момент, когда Габриэль приподнял руку и у кончиков его пальцев образовалась чёрная