развития тогдашней России, с одной стороны, а с другой – те смутные этические представления, которыми окрашены были первые дни пробуждения ее к общественной жизни. Правительственный же отчет, служивший единственным источником информации, давал готовую оценку Нечаева, как человека, для которого нет ничего «священного», который может посягнуть на самые интимные стороны дружбы, который, во имя своих диких и кровожадных вожделений, способен был, совершить убийство ни в чем неповинного студента Иванова. Подобная оценка Нечаева преподносилась молодежи в таком законченном освещении, что молодежь невольно отворачивалась от Нечаева. Не вдаваясь в критическую проверку, она принимала полностью готовый портрет Нечаева. Убитый по постановлению революционной организации студент Иванов действительно был предателем. Иванов собирался донести полиции на Нечаева и на всю организацию и этим выдать правительству более 80 человек членов революционного общества «Народной Расправы». Но правительству невыгодно было, чтобы в общественном мнении Иванов предстал в роли предателя; тогда, естественно, все симпатии молодежи сосредоточились бы на исполнителе этого приговора. Боясь этого, правительство заведомо освещало Иванова, как невинного человека, явившегося лишь жертвой преступных замыслов Нечаева»[3].
Вокруг загадочного убийства Иванова в парке Петровско-Разумовской Академии в Москве правительство умышленно сосредотачивало существенную часть всего нечаевского процесса.
В качестве главного обвиняемого, Нечаев не присутствовал на суде. После раскрытия организации Нечаев бежал заграницу и во время процесса скитался по Европе, где за ним установлена была настоящая погоня. Самый факт бегства Нечаева от законного правосудия правительство мотивировало не иначе, как «трусостью» и «беспринципностью» его по отношению к товарищам, соучастникам процесса, которых будто бы он обманным образом втянул в революционную организацию, а потом бросил на произвол судьбы. Отсюда вполне понятно, что для романтически настроенной молодежи, для которой вопросы добра и справедливости стояли на первом месте, Нечаев представлялся не иначе, как в образе «авантюриста» и главного виновника политической «нелепости», каковой, по ее мнению, и была вся деятельность «Народной Расправы». Подобному взгляду значительно способствовало и то, что большинство подсудимых раскаялись в своих революционных замыслах и отреклось от Нечаева. Таким образом, в результате правительственной обработки, общественного мнения, революционная сущность нечаевского движения совершенно ускользала для большинства тогдашней молодежи.
И действительно, современная Нечаеву народническая молодежь оказалась бессильной уловить подлинную сущность самого движения. «Из всего процесса только убийство Иванова, описанное во всей трагической обстановке его, произвело на меня впечатление, оставшееся на всю жизнь; все остальное прошло как-то мимо, осталось непонятным», – говорит в своих