на самом деле упоминание о матери заставило меня напрячься.
Много лет назад все поверили (или мне только так казалось) в то, что она покончила с собой после того, как была уличена в измене. И если самоубийство она не совершала, то меня устранить действительно хотела.
Мать методично плела интриги, целью которых было свергнуть меня с трона и даже убить… Убить своего единственного сына.
Шло время, и мне стало ясно, что выжить сможет только кто-то один из нас и надо сделать так, чтобы это был я.
Это случилось пять лет назад, и воспоминания о случившемся были похоронены вместе с ее пеплом. Но теперь эта история снова всплыла и угрожала моему правлению.
– Очевидно, ты должен сделать больше, – просто сказал Тигеллин.
– Но что еще я могу сделать?
– Найди виновных и накажи их.
– Возгорание было случайным… – в сотый раз начал я. – Но возможно, и нет… – Я снова вспомнил тех людей, что забрасывали в дома горящие факелы.
– О чем думаешь? – спросил Тигеллин.
– Я кое-что видел… кое-что подозрительное… в самые страшные дни пожара.
И я рассказал Тигеллину о тех мужчинах и о странных словах, что они выкрикивали.
– Они говорили о конце времен? Об огне?
– Я сейчас дословно не смогу повторить – на меня тогда дождем сыпались горящие искры, – но я точно помню, что двое из них упоминали имя Иисуса.
Тигеллин коротко кивнул, но я заметил, что на его губах мелькнула слабая улыбка.
– Христиане!
– Что ты о них знаешь? – спросил я. – Это можно как-то связать с пожаром?
– Вот найду с десяток и расспрошу, – ответил Тигеллин. – Так, как только я умею.
– Нет, приведи их сюда, ко мне. Я желаю сам их допросить.
Мне не хотелось, чтобы Тигеллин применял к ним свои жесткие методы допроса, – так он мог вынудить их дать неверную информацию.
– Хорошо, сколько человек тебе доставить?
В зале приемов передо мной выстроили пятнадцать человек: мужчины и женщины, все разных возрастов и, судя по виду, принадлежащих к низшим классам общества. Это могли быть недавно получившие свободу рабы или бедняки, которые подрабатывали разносчиками или чернорабочими и выживали благодаря бесплатно раздаваемому зерну.
Но держались они с достоинством, совсем не так, как в их положении при встрече с императором держались бы другие: стояли с гордо поднятыми головами и не отводили глаз, когда я на них смотрел.
– Все они принадлежат к группе, которую называют «церковь Петра», – доложил мне Тигеллин. – Она самая большая в Риме – насчитывает человек сто, если не больше.
– И сколько же всего в Риме христиан? – спросил я мужчину, который, как мне показалось, был лидером этой группы.
– Трудно сказать, цезарь, – ответил тот. – Может, несколько тысяч. Но по сравнению с евреями нас мало, их тут тысяч сорок.
– А вы разве не являетесь ответвлением иудаизма? – уточнил я.
– Некоторые так нас называют, но только не евреи! – рассмеялся мужчина.
Это