и, рухнув в кресло, заплакал, размазывая кулаком слёзы по щекам.
Румяная осень бледнела с каждым днём. Наплывали туманы. Наскакивали дожди, сбивали цветные рюши с пышного платья природы. Обшитые белым инеем, трепетали на ветру сердца осин. У окон дежурила сонная тишина, прикрытая телевизионным бормотаньем. Он вышил картину заново, но дочь в выходные не приехала. У неё засопливели дети. Потом всей семьёй ездили на рынок пополнять запасы. Потом старшему строгали какую-то декоративную доску на труды. Потом сломалась машина. Потом Василий перестал спрашивать и спрятал пакет с нитками в дальний угол шкафа.
Он просыпался в девять, плёлся на кухню, заваривал чай, ходил на вызовы и ждал выходных.
Однажды, когда снежная мошкара облепила деревья у дома, Норкин распахнул дверь и обнаружил за ней Марусю. Она изменилась: как будто подступившая зима выбелила её картофельную кожу, присыпала серебром серый взгляд и как-то её всю подсветила изнутри. Она протянула ему два больших чёрных пакета и выдохнула:
– Сбылось, Василий Иванович.
Василий посмотрел на неё непонимающе.
– Уж не знаю, как это так, может, это и не вы, конечно… Но мы пять лет пытались, не получалось. И вот…
– Чего?
– Чудо, наверное, не знаю…
– Беременна, что ли?
– Ага. Это из-за вас? – она опять протянула ему пакеты.
– Да ну… – он почесал затылок. – Ты извини, что тогда так…
– Это всё-таки вы! Берите, устала держать уже, – Маруся поставила пакеты к его ногам.
– Это что?
– Всякое там, отблагодарить. Спасибо вам, Василий Иванович.
Он долго сидел в задумчивости на кухне, наблюдая за мелким снегом. На столе громоздились две бутылки коньяка, колба́сы, сырные треугольники, банки красной икры, конфеты, консервы, чай. И новый шитьевой набор.
Для осмысления произошедшего был вызван Дятлов. Дятлов ел икру ложкой, пил коньяк полустаканами и прицокивал языком.
– Вот баба уверовала… Соображения, как у капусты! – качал головой Норкин.
– Ёбан-бобан, – кивал собутыльник.
Открыли банку с соленьями.
– Домашнее, – сказал Дятлов.
– А вдруг правда? – подумал Норкин. – Вдруг, правда, сбылось…
– Да ну тебя, – махнул рукой Дятлов и хрустнул огурцом.
– А вдруг. Давай проверим. Ты чего-нибудь загадай, а я вышью. Ну так… в общих чертах. По-быстрому.
– А давай нашу! – расхохотался Дятлов.
Василий раскопал в шкафу пяльца и за пятнадцать минут на краешке, оставшемся от второй матери и младенца, сообразил что-то, отдалённо напоминавшее бутылку. На всякий случай добавили прямое указание косыми стежками (“ВОДКА”).
Через полчаса опять загудел звонок. На пороге стоял Марусин дрыщ.
– Василий, меня жена отговаривала… Но я подумал: чем чёрт не шутит. Может, вы нам ещё колясочку вышьете двойную? А то фиг найдёшь у нас.
Дятлов высунулся из-за двери:
– А благодарность?
– Так не постоим, –