выжившей в эпидемию Лапушки, готова была забрать из приюта и Лаврентия, но судьба распорядилась иначе.
Прочитав на карте неба инициалы, совпадающие с именем его нынешней хозяйки, рыжий воин поступился личным во имя долга.
Такое предзнаменование, как объяснила во время прогулки в приюте любимая, давалось не каждой собаке – Лаврентий был избран. Наплакавшись вволю каждый в своем вольере, они решили на время расстаться.
Пес должен был охранять ту, которая сейчас ворочалась с боку на бок, забив свою голову ворохом липких мыслей.
***
В «Моих документах» было ожидаемо многолюдно.
Девушки за стойкой при входе, направлявшие граждан по электронным талончикам к соответствующим окошечкам, уже в двенадцать дня выглядели измученными. Прежде чем ответить на вопрос, милые создания, пытаясь сосредоточиться в царящем шуме и гаме, хлопали наращенными ресничками.
Граждане, среди которых было много трудовых мигрантов из бывших союзных республик, получив на руки талончик, заваливали девушек дополнительными вопросами, а стоявшие сзади настырно их перебивали.
Взяв талончик в архив, Варвара Сергеевна поднялась на второй этаж. Окошко, где выдавали повторные свидетельства из архива загса, особой популярностью не пользовалось – перед Варварой Сергеевной, судя по номеру на табло, был один человек.
Обдумывая вчерашний эпизод у дочери, Самоварова решила, что и как мать, и как гражданка была неправа. Ей нужно было не выскакивать, как потерпевшая, из квартиры, а спокойно объяснить дочери свою позицию, не вмешиваясь при этом в дела молодой семьи.
Вот только в чем она, ее позиция?
Какие необходимы слова, чтобы облечь в понятную форму то, о чем в последние месяцы плачет душа?
Душа…
Слово, в последнее время употреблявшееся так же часто, как и вдруг воскресшее, а до этого словно никому не нужное слово «родина». Придя к православной вере в шестьдесят, Варвара Сергеевна не стала примерной прихожанкой: посты почти не соблюдала, на службы ходила редко, исповедовалась и причащалась в лучшем случае раз в год.
В последние годы приверженность к православной вере с новой силой всколыхнулась в народе. От бесчисленных знаменитостей, дающих интервью о смысле жизни на фоне икон, обильно украшавших их дома, Самоварова была так же далека, как и от владельцев машин премиум-класса, в двунадесятые праздники припаркованных на стоянке у храма. Зато в небывалом количестве появились и другие, те, что были ближе к ее планете: доктора районных поликлиник, которые, протягивая рецепт, от всего сердца советовали помолиться целителю Пантелеимону, роженицы, потными руками прижимающие к груди Федоровскую икону Божией Матери, их матери и бабушки – простые труженицы, отцы и деды – отставные военные, учителя, инженеры и бывшие сидельцы – стоящие на службе, идущие на исповедь и принимающие причастие.
Интерес к вере стал всеобщим, но также и ее собственным осознанным выбором. И хотя большую часть жизни она занималась поисками осязаемой материи: преступниками,