сделали выбор – с кем они и на чьей эти такие разные по отдельности люди стороне. Перед этим важным событием Варвара Сергеевна подошла к батюшке и честно призналась, что не знает, была ли крещеной в раннем детстве. Родители ничего об этом не говорили, а метрик или каких-то связанных с таинством крещения артефактов на пыльных антресолях ее бывшей (а ныне дочкиной) квартиры не нашлось.
Батюшка, моложавый, полноватый, с аккуратно подстриженной бородкой и серыми глазами, во взгляде которых читалось многое: и выпавшие когда-то на его долю сомнения и страдания, и печаль о греховности мира, и радостное удивление ему же, миру, исполненному добра и чудес, выслушав ее, улыбнулся.
Прикоснулся к плечу смущенной, долго и путанно говорившей Варвары Сергеевны:
– Выход есть. И слова в обряде найдутся. Не одна вы такая, кто не знает, а вашей вины в том нет. Время было такое. Приходите, как и хотели, с мужем. Три дня попоститесь, не забудьте накануне исповедаться и причаститься.
Из храма после таинства муж и жена вышли рука в руке, а не под ручку, как бывало, когда отправлялись на прогулку. Шли по городу, молчали каждый о своем и оба вместе – про общее, про то, что накрепко их объединило.
Украдкой поглядывая на мужа, Варвара Сергеевна размышляла: рассказать про ее первый, в период начала их романа робкий визит в храм? Но смолчала, решила сберечь в себе это хрупкое, похожее на сказку воспоминание: как неловко, но искренне, озираясь на примерных прихожанок, крестилась, как ловила слова певчих и, почти не различая этих слов, поражалась их красоте, как любовалась на спокойные, мудрые лики святых, и как неожиданно для себя заплакала, всеми клеточками ощущая благодарность, не судьбе – Богу.
***
И вот теперь, спустя несколько месяцев, поглядывая на цифры электронного табло, она не знала, как объяснить дочери, которая выросла в эпоху распада, что ценности русского человека можно выразить всего в одном предложении: «Вера, долг, семья, любовь». Для зятя слово «долг» оказалось нечуждым, хотя бы за это его стоит уважать и не устраивать истерик…
– Пусть разбираются сами! – вздрогнув от неожиданности, услышала она жесткий женский голос.
Варвара Сергеевна обернулась – подошедших было двое. Говорившая была дамой слегка за шестьдесят, а другая, внимавшая ее словам, выглядела лет на сорок.
– Будешь давать ей советы, еще и виновата во всем окажешься, – рубила фразами воздух возрастная.
У нее было слегка одутловатое, но породистое лицо. Одета она была добротно и со вкусом, в отличие от молодой подруги в трениках-худи.
– Она самый настоящий паразит! Присосалась к тебе и пользует.
– Она моя единственная подруга, – робко оправдывалась темненькая востроносая женщина.
На ее невзрачном миловидном лице застыла растерянность.
– И что?! – напирала возрастная. – Это ты записала ее в лучшие подруги. Поверь, она тебя таковой не считает.
– Считала и считает, – едва слышно, словно извиняясь, отвечала