Где это видано, чтобы то самое… отдельно от всей жинки обреталось? Чай в карман чекменя не положишь!..
За день он еще раза три водил ее на сеновал и полночи не давал уснуть в хате, так что совсем замучил.
– Забрал бы ты энто с собой, как я давеча говорила, а меня бы оставил в покое, – сетовала на мужа Варвара. – Ну прямо срам, да и только… Того и гляди дети увидят.
– А что же мне без тебя волком на луну выть? – сердился Михаил.
– Волки, небось, раз в году спариваются. Когда у волчицы течка, – упрекнула Варвара.
– Ты же не волчица, – выскалил зубы Михаил.
– Грех ведь какой, Миша… Пост ноне перед святой Пасхой Господней.
– В Священном Писании ясно сказано: плодитесь и размножайтесь! – парировал муж. – И вообще, лежи тихо, мешаешь…
На следующий день, рано утром, едва на дворе развиднелось, Варвара с попутным рыбным обозом уехала в Оренбург. Михаил остался один на хозяйстве. Младших детей он сейчас же сплавил старшей сестре, жившей неподалеку, на соседней улице, старших оставил при себе. Дочка приглядывала во дворе за скотиной, готовила, прибирала в доме, два сына вкупе с такими же зелеными малолетками постигали нелегкую науку воинской казачьей жизни. Под руководством старого отставного урядника учились джигитовке на городском майдане. Рубили шашкой лозу и соломенные чучела, стреляли из ружья по мишеням. В свободное от занятий время ездили на ближние степные хутора подрабатывать у богатых казаков. Семья жила бедно, еле сводила концы с концами.
Михаил, проводив жену в Оренбург, загрустил, затосковал по зазнобе. Все чаще начал прикладываться к вину с такими же как сам забулдыгами. Пили в основном вчетвером: он сам, Ванька Зарубин, его дружок Мясников и Митька Лысов. Чика никак не мог забыть нанесенного ему Бородиным всенародного оскорбления.
– Я Матюшке этого никогда не прощу! – горячился, стучал по столу кулачиной Ванька Зарубин. – Это ж надо так осрамить казака при всем честном народе!
– Смерть Бородину! – поддержал друга Тимоха Мясников, опорожнив очередную чарку. – Ванька, сей же час идем Матюшку изничтожать… Я первый за тебя пойду, куда скажешь. Казаки, а ну давай Чику в атаманы на очередном кругу выкликнем! Даешь Чику!
– Охолонись, Тимоха, какой из меня атаман? – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Зарубин. – Казаки изберут, кто им больше поглянется. Мне соваться со свиным рылом в калашный ряд не резон… А ты, Михаил, что молчишь? – обратился Чика к Атарову. – Чик-чика, скажи что-нибудь, что ты про это думаешь?
– А он сейчас об другом думает… – ехидно хихикнул Митька Лысов и понимающе подмигнул Михаилу. – У него баба в Оренбург-город до родственников умотала, он об ней и печалуется… Как бы его Варьку лихие оренбургские ухари-казачки не отбили. Так ведь, Михаил? Скажи, что не так.
– Пустобрех, ты, Митрий, как я погляжу, – хмыкнул с досадой казак. – Все бы тебе хихоньки да хахоньки, а путного слова от тебя не услышишь.
– Уж какой есть… Каким маманя на свет произвела, – прогнусавил Митька.
– Будя