раз играла музыка. Вначале как еле различимый фон, она постепенно приближалась, будто издалека, вскоре сигнал окреп, и мелодия скрипок и барабанов наполнила кухню.
– «Голубой Дунай» Штрауса, – ностальгически промолвил Гарольд.
Захваченные музыкой, они смотрели на радио как на чудо, словно изгнав память о чудовищных событиях сегодняшнего дня: можно было поверить, что ничего не случилось и они по-прежнему живут своей спокойной и надежной жизнью на острове. Но вот вальс закончился и зазвучал мягкий женский голос. Он был отчетливым, но почему-то, в отличие от других услышанных супругами голосов, понять его было невозможно.
– На каком языке она говорит? – растерянно спросила Мэри-Роуз.
Гарольд сосредоточенно старался разобрать слова, но ни одного не узнавал. Его измученный разум кипел от тысяч новых вопросов, остававшихся без ответа, но тут на фоне голоса зазвучала новая мелодия.
– Ведь не может быть, чтобы нас занесло так далеко? – прошептала Мэри-Роуз.
Улыбка сползла с губ Гарольда, лицо исказилось страхом и непониманием.
– Если бы мы были на корабле, то к этому времени успели бы изрядно отплыть от острова, – заговорил он отрешенно, погрузившись в раздумья. – Но сейчас… У дома ведь нет ни мотора, ни парусов…
– А вдруг мы уже так далеко, что нас перестали искать?
– Быть того не может! Алькальд наверняка задействовал план по спасению, это вопрос времени, скоро какое-нибудь судно заметит наш дрейфующий дом.
– Послушай… – голос Мэри-Роуз прозвучал еле слышно. – Думаешь, кто-нибудь способен предположить, что мы остались живы после падения с утеса? И даже если так, кто в здравом уме и твердой памяти поверит, что мы плывем по волнам на борту собственного дома?
В этот самый момент старый транзистор издал сильный треск и неразборчивый голос затих. Гарольд вновь принялся крутить настройки, нажимал на все кнопки, даже стукнул пару раз по приемнику, но все тщетно. Радио безнадежно молчало. Ни слабое звяканье посуды, ни потрескивание досок, ни мягкий шум моря не могли заполнить пустоту, звенящую в каждом уголке дома. Этот звук был слишком хорошо знаком супругам Грейпс, он сопровождал их уже долгие годы; с течением времени он ослаб, но всегда присутствовал рядом. Теперь он вновь обрел силу и оглушительно гремел в голове, отдаваясь во всем теле и перекрывая любую музыку: голос одиночества.
– Никто… – прошептал Гарольд.
По воле волн
Несмотря на чудовищную усталость, в эту ночь супруги Грейпс почти не спали. Они впали в какое-то забытье, то просыпаясь, то возвращаясь в странный сон, где они путешествовали на борту дома, который умел плавать, и были они одни-одинешеньки в открытом море, отдавшись на волю волн. Но любого скрипа досок, или более резкого толчка, или дребезжания стекла было довольно, чтобы выдернуть их из чуткой дремоты. Раз за разом открывая глаза в кромешном мраке комнаты, они поддавались тоскливой мысли, что уже не в состоянии отличить действительность от вымысла. Однако их кости ныли, их мучили жажда и голод, а в голове продолжала звучать недавняя музыка, и тут же приходило осознание того,