так вышло, – виновато и грустно развел руками Пашка, добрый наш паренек.
Федор тоже извинился, немного коряво:
– Да ладно, сами тут разберетесь, не маленькие…
Ну, что ж, как умел.
Друзья собрались за одну секунду и потопали, оба заметно расстроенные: Федор шел резвым шагом, но с поникшей головой, а Павлик плелся сзади, волоча по траве «Демиса Руссоса», набитого так и не востребованными полотенцами. Напоследок братья по несколько раз оглянулись, как будто что-то потеряли на берегу.
Я поняла, что в семье близнецов команды матери не обсуждаются, капризничать не принято, и это, похоже, незыблемое правило. Меня мучил вопрос: «Как маленькой хрупкой маме удалось родить двоих здоровущих парней? Да еще и воспитать пацанов как надо!». Но мою уважительную точку зрения, оказывается, не все здесь разделяли. Наши зрительницы, на глазах которых разыгрался весь спектакль, начиная от успешных переговоров и кончая бесславным удалением актеров со сцены, стали делиться друг с другом впечатлениями от просмотра, по-своему трактуя события:
– Нарожают без мужа, а смотреть за ими не хотят. Вот дети потом себе позвоночники и ломают, – разразилась обличительной речью толстуха, отчего в ее мясистых ушах всколыхнулись крупные янтарные серьги.
– Ох, и не говори, Минерва. Опять ребятишек сплавляют куда-то. Лишь бы не заниматься ими. Бедные дети. А кормят чем? Едят, что попало. Что нашли в огороде, то и съели, – немедленно ожила ее дистрофичная подруга.
У меня сразу родилась неприличная рифма: «Минерва – толстозадая стерва», и возникло большое желание поделиться этим афоризмом с Соней, но я сдержалась, решив не уподобляться грубиянкам. Хотя, само по себе имя толстухи мне показалось интересным. Звучное и редкое. По крайней мере, я раньше не знала, что такое имя вообще существует в природе.
Тетки неуклюже, как тюлени на льдине, ворочались на своей подстилке перед самыми нашими носами с боку на бок, будто охотились за солнцем. Я подумала: «Им точно уже хватит. Судя по бреду, который они несут, обе давным-давно перегрелись». В данный момент женщины усиленно подставляли фасад лучам на расправу, а нам на обозрение, и я в деталях смогла разглядеть их лица.
У Минервы кроме тройного подбородка и сережек была еще одна особая примета: то ли большая родинка, то ли бородавка светила во лбу, как путеводная звезда. На нервном лице Раисы больше всего выделялись губы, накрашенные толстым слоем алой помады, столь неуместной здесь, на пляже; когда она открывала рот – мне виделась в ней большая рыба. Только рыбы существа безмолвные и, как правило, безобидные, чего я никак не смогла бы сказать о нашей героине.
– Сонь, ты случайно не знаешь, нафига рыбе зонтик? – шепнула я на ушко подруге и хихикнула.
Соня поняла меня с полуслова.
– Ты про помаду? – шепнула она мне в ответ обрадовано. – А я думаю, кого мне эта говорящая голова напоминает? Точно! Лучеперую рыбу! Как сейчас вижу страницу из учебника по зоологии с нарисованным