дела, сижу у тебя допоздна – только бы не идти домой. Я очень боюсь за Феденьку, за Алексея, мамочка. Вдруг я наврежу им чем-то, если приступ случится дома!
Зоя задумалась. На душе у неё было тяжело. Она бы всё отдала за то, чтобы её дочь была здорова, но если ей не помогли даже горные монахи…
– Я схожу на днях к ведьме Марфе. Задобрю её, ненасытную, пирогами да булками, может, найдёт она, чем нам помочь, подскажет.
Зоя поцеловала дочь в макушку, поделённую ровным пробором на две части.
– А теперь ступай домой, Просенька, а не то потеряют. Не переживай, что-нибудь придумается. Утро вечера мудренее.
Она отправила Прасковью домой, а сама снова села за стол и стала смотреть в ночную тьму, пытаясь найти в ней ответ на мучающий её вопрос.
Прасковья шла к дому почти на ощупь. Темнота вокруг была такой густой и чёрной, что она не видела даже собственных вытянутых вперёд рук. Окна в домах не светились. Неужели все уже спят? Ночная прохлада окутывала её, заставляла ёжиться и идти быстрее. Прасковья была уверена, что ещё один поворот налево по узкой тропке, и она увидит дрожащий огонёк керосинки в окне своей спальни. Алексей не ложился без неё в последнее время – тосковал по ней, ждал, несмотря на то, что она отталкивала его снова и снова и ложилась на самом краю, чтобы, не дай бог, не затронуть его во сне.
Прасковья шла и шла, а огонёк впереди не светился, наоборот, на пути ей то и дело попадались кусты и деревья, ноги путались в высокой траве. В темноте она не заметила, как сбилась с узкой тропки, ведущей к дому. И теперь оказалась в перелеске за селом, блуждая между деревьями с вытянутыми руками.
– Да что же это? Сейчас беды вечно будут валиться на мою голову? – воскликнула Прасковья.
Она остановилась и топнула ногой, не видя ни зги в кромешной темноте. И тут возле неё зашевелились, зашелестели кусты, зашуршала трава, как будто кто-то подбирался к ней поближе. Прасковья замерла, даже дышать перестала. Смутная тревога закралась ей в душу. Она вытянула руку вперёд и, нащупав возле себя что-то тёплое и шершавое, вскрикнула, резко отпрянула и, оступившись, упала на землю.
– Аааа! – закричала Прасковья. – Сил моих больше нет! Если ты бес, то лучше убей меня, чтобы мои мучения закончились!
Рядом с ней снова послышались тяжёлые шаги, и в следующее мгновение Прасковья почувствовала на своём лице чьё-то тёплое кисловатое дыхание. Низ живота тут же свело от страха, она завизжала, но крик быстро стих, потому что тело её выгнулось дугой, и уже в следующую минуту она затряслась в судороге.
Но вдруг некто большой и тёмный прижал её к земле, шумно дыша ей в ухо и удерживая огромными ручищами ноги и руки. Прасковья не могла сопротивляться, тело её не слушалось. Но судорога вдруг прошла, дрожь утихла, и мышцы её обмякли. Она стала задыхаться под тяжестью чужого тела, и человек тут же вскочил на ноги и скрылся в кустах. А Прасковья лежала на земле и пыталась осмыслить, что только что с ней произошло и кто был этот человек, который сумел остановить приступ. А может, это и вправду не человек был вовсе?
Когда силы вернулись, Прасковья