дергал манжеты сюртука. Его отпустила дремота, и он все еще не решался приступить к завтраку. Брат следил за состоянием мамы, и ему было не до содержимого корзинок.
Все это в целом настораживало. Если мы подцепили в трактире какую-то хворь, то ох как несладко нам будет в пути-то. Главное, чтобы не слабость живота. Это же просто ужас.
– Мама, может, тебе водички? – негромко предложил Ульви, увидев, как она морщится, словно ее тошнит.
Я тут же, склонившись, вытащила бурдюк и протянула ей.
– Нет, милая, – она покачала головой, – но что-то я действительно плохо переношу это путешествие. Никогда такого не было.
– Ульви, ты же целитель! – проворчала я на брата.
– Я уже пробовал помочь, – пробормотал он в ответ. – Вроде все прошло, но недуг вернулся. Я не понимаю…
– А я говорила: учись! Не хочешь быть лекарем – твое право! Но для себя… Для семьи! – Взволнованная состоянием любимой матушки, я готова была рвать и метать.
– Может, ты и права, – первый раз за все время согласился он со мной. – Вернемся в город, и я подумаю над возобновлением учебы.
– Я тебя вообще не понимаю, сынок. – Отец тяжело вздохнул. – Пока мы с мамой еще молоды и полны сил, мы вполне потянем вас с Айлой. Сколько раз говорил: учись. Открывай свой лекарский дом с лавкой. Вставай на ноги! Но ты все мечешься. Тебе магией дано людей лечить, сынок! Разве есть благороднее ремесло?!
– Отец, – Ульви поджал губы, – я хочу чего-то большего…
– Иди в академию магии и учи целительству, – наседала я на него. – Но прежде овладей профессией сам. Чем тебе не «высокое»?
Мама открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же прижала ладонь к губам. Побледнев, она сдерживала рвотные позывы, и это мгновенно напугало всех нас.
– Возница, остановите карету! – прокричала я и, подскочив на ноги, постучала по небольшому оконцу за своей спиной. – Быстро!
Меня услышали. Снаружи раздался хриплый окрик, и лошади сбавили ход.
Мы остановились.
Ульви распахнул дверь, спрыгнул, рывком выдвинул лестницу и помог маме выбраться.
– Папа?! – В моем голосе зазвенел страх. – Ее же просто укачало, правда? – Я взглянула на него с такой надеждой, а у самой руки затряслись от страха. Больше всего в жизни я боялась потерять кого-то из своей семьи. – Пап, ответь!
– Все хорошо, доченька. – Мы выбрались наружу вслед за остальными. – Укачало ее. Как приедем, сразу лекарю ее покажем. И с Ульви я теперь не слезу. Хватит дурить! Пусть развивает то, что ему дано.
Немного прогулявшись по обочине тракта, мы вновь усадили матушку в карету, положив ей под ноги подушку. Распахнули шторы, чтобы воздух заходил. И вручили бурдюк с водой.
Как ни странно, но ей стало легче. Бледность ушла, и словно не было этой утренней тошноты.
Карета двинулась дальше.
Тревога отступила. Ульви наконец-то запустил руку в корзину и вытащил завернутое в лепешку мясо куриной грудки.
Вечерело. Появились приставучие комары, в животе урчало от голода.