родные», она также враз почувствовала его страсть, желание; она поняла, что нравится ему.
Вера взглянула на Игоря снизу вверх, таинственно и благодарно, и сама теснее прижалась к нему, чтобы он явственно почувствовал ее грудь. А когда они еще глубже затесались в толпу танцующих, поближе к сцене, подалее от глаз Кубыкина, она еще плотнее припала к нему и, доверительно-опьяненная, растворилась в музыке, в танце, в самом Игоре… А потом они целовались. Он начал нежно, с виска, после поцеловал шею и наконец они нашли губы друг друга. Это было дико и захватывающе! Она в нескольких метрах он мужа целовалась с его приятелем на виду у всех… Это как над пропастью по шаткой доске пройти. Вот он адреналин, вот оно воровское счастье!
– Ты очаровательна, Зайчонок, – шептал ей Игорь, должно быть, сам опьяненный произошедшим сближением и обоюдным азартом.
Но вот и последний аккорд песни. Публика остановилась, признательно похлопала в ладошки, стала медленно расходиться. Вера и Игорь мягко отстранились друг от друга.
– Спасибо тебе, Зайчонок… Я так никогда в жизни не танцевал…
– Врешь, – усмехнулась Вера, но тут же вкрадчивым голосом прибавила: – Это тебе спасибо, – и в знак какой-то исключительной взаимности сильно прижалась к Игорю – почти что стиснула на короткое время. Такое объятие обычно бывает перед разлукой, перед дальней дорогой, люди обнимутся крепко-крепко, поцелуются – и разойдутся.
Кубыкин, развалившись, сидел в кресле, от нечего делать ковырялся зубочисткой под ногтями на большом пальце руки и рассеянно посматривал по сторонам – разалевшийся от выпитого и немного обманутый… Он ничего не заметил. Да и Вера тогда вела себя поистине артистично: как ни в чем не бывало, смело глядела на него – глаза в глаза.
– Не опускай так низко узел, – посоветовала она Кубыкину и хотела поправить на нем галстук. Но Кубыкин отбрыкнулся, пробурчал:
– Я эти галстуки терпеть не могу! Говорил тебе давай не наденем… Еще надо выпить.
Вскоре Вера весело угощала Кубыкина.
– Сам я возьму. Чего ты? Не безрукий, – отнекивался он.
Но она все равно приставала к нему с закусками. Веселая, возбужденная от своей свободы и нахлынувшей влюбленности в его приятеля, она начинала испытывать смак в этой игре.
– Кушай, кушай, дорогой! Могу я за тобой поухаживать в день твоего варенья? – приговаривала она и нежненько, держа большим и указательным пальцем, подносила к его губам жирную маслину.
На Игоря теперь она смотрела по-другому: незаметная посторонним, счастливая, эфемерная связь между ними установилась, и Вера не стыдилась своей кокетливой жульнической улыбки. И что в том такого? Даже моралистка может поплыть от прилива сантиментов, от кратковременного помрачения мозгов, от пьяных позывов к чьей-то нежности… К тому же она видела, что очень нравится Игорю, а это всегда дурманит.
Вдруг под покровом скатерти Верину руку взяла чья-то рука, не Кубыкина… Вера захотела еще выпить.
И надо же затем такому случиться!