как заграбастать выигрышный билет для доченьки и внучка. Неплохой результат для тетки, которая зарабатывает на жизнь пришиванием пуговиц».
Интересно, знает ли Берил истинную цену Анне. Она ведь неглупа и наверняка заметила, как Анна потянулась за нюхательной солью, когда выяснилось, что Берил не видит разницы между пенне и фузилли: «Так ведь все одно: макароны, разве нет?»
Но, в отличие от меня, Берил не собиралась становиться лучше – больше читать, быстрее думать, учить всякие па, чтобы красивее танцевать под дудку Фаринелли. Она просто считала забавными их выкрутасы и претензии. И время от времени позволяла себе отвечать легкой непочтительностью на самодовольство Анны. Надо было видеть гримасу, которую скорчила Берил, моя посуду, когда Анна принялась рассуждать, какой потрясающей хозяйкой была Кейтлин и какие «великолепнейшие» викторианские ножницы для винограда откопала на ярмарке антиквариата. Если свекровь вообще сочтет меня достойной хоть какой-то памяти, то, надеюсь, запомнит за нечто более примечательное, чем способность отыскать в корзине со старым барахлом садовые ножницы.
Тут Анна повернулась к Франческе:
– Твоя очередь, аморэ.
Мне захотелось вскочить и прекратить этот балаган скорбей. Я отчаянно пыталась дать Франческе понять, что она не обязана в нем участвовать; лучше принять свои чувства и утешаться воспоминаниями, а не потакать проклятой родне, которая вынуждает ее играть по предписанным нотам. Но девочка посмотрела на стол, затем встала, как будто собиралась поделиться чем-то гораздо бо́льшим, нежели случайное воспоминание.
На мгновение ее черты смягчились, явив нам округлое беззаботное лицо ребенка, а не колючего подростка, которым она стала. Затем, глядя на Нико покрасневшими глазами и снова насупившись, Франческа произнесла:
– Главное, что я помню о маме, – она всегда целиком и полностью была рядом. Для нее не было никого важнее меня. И я скучаю по этому. – Ее лицо исказилось страданием, голос предательски задрожал и стих.
Нико вздрогнул и потянулся к ней:
– Ты же знаешь, Чесси, я всегда с тобой. – Он попытался притянуть дочку к себе, но та его оттолкнула. – И теперь с тобой не только я, но и Мэгги. – Нико опустился на стул. Ему ведь всего сорок, на пять лет меньше, чем Массимо, но его легко принять за старшего сына: усталый, измотанный, в темных волосах уже полно седины, выглядит так, словно что-то жизненно важное утекло, улетучилось из него в сражениях с Франческой, выиграть которые ему не суждено.
Его хотелось пожалеть, ведь мне самой было очень хорошо знакомо ощущение, когда стараешься-стараешься, а результата ноль. Я думала, воспитывать ребенка будет легко, особенно если рядом Массимо. Его энтузиазм по поводу наследника заставил меня задвинуть подальше опасения, что из-за материнства придется отложить едва начавшуюся экономическую карьеру: ведь первый брак мужа потерпел неудачу именно из-за того, что Дон не хотела детей. Однако с тех пор «подходящего»