не может помочь.»
Он неправильно истолковывает мой ошеломленный взгляд. Он думает, что я потрясена тем, как сильно их избили, а не родинками на их щеках, которые идентичны таким же, что есть на моем теле.
Я стряхиваю с себя шок и хмуро смотрю на Федора Семеновича. «Почему вы не можете им помочь?»
«Они пытались сбежать», – говорит он, сурово глядя на меня, и я помню, как он схватил меня за лодыжку, чтобы не дать мне убежать. Он говорит мне этим взглядом больше, чем может сказать словами. «Им уже не помочь», – добавляет он.
Чтобы показать, что я понимаю, я коротко киваю, затем смотрю на Эвелину. Она выглядит такой умиротворенной. Ее глаза закрыты, а дыхание стало мягким и ровным.
Она не спит, но расслабляется, когда Федор Семенович достает пузырек Пенталгина из кармана ее джинсов, а затем засовывает две зеленые таблетки в ее приоткрытый рот.
Она глотает их без помощи воды. Глоток, который говорит мне, что она, возможно, привыкла глотать другие таблетки. Может быть, она использует их, чтобы заглушить боль разума, боль, которая преследует нас всех в этом новом мире.
Избитые сын с отцом перестали стонать. Крики битвы затихли. И всё, что осталось – это треск и рев пожаров, когда темные морки тащат свои огненные факелы по городу.
Вскоре охранники заставляют нас двигаться. Они пинают нас в бока и тычут в нас кончиками своих мечей. Федор Семенович и я помогаем Эвелине подняться.
Но с моей больной лодыжкой и ее простреленным плечом, никто из нас не может поддерживать друг друга. Федор Семенович идет между нами ровным шагом. К счастью, морки не движутся слишком быстро, так как им еще нужно пройти через весь город и сжечь дотла все, что можно.
Но, несмотря ни на что, мы продолжаем идти. Я продолжаю хромать рядом с ним, а Эвелина преодолевает боль и головокружительную потерю крови.
В течение нескольких часов нам приходится идти по пути разрушения, проложенному армией темных морков. Мы идем сквозь облака поднимающегося дыма, прежде чем он становиться слишком густым, чтобы его можно было увидеть, и оставляем после себя пепел и слезы.
Путь, ведущий к концу света.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Как только они закончили с Коломной, темные морки уводят нас глубоко в лес.
Но даже с поляны, на которой мы останавливаемся, я вижу дым, поднимающийся от горящего города. Оранжевое свечение освещает небо.
Я ругаю себя за то, что так много раз желала, чтобы свет однажды осветил небо, потому что теперь свет означает разрушение и морков. Они затмили свет, словно у них есть тьма. Будь осторожна в своих желаниях, приходит мне на ум.
Именно в этом ярко-оранжевом свете мы стоим на поляне. Он освещает даже самые темные тени среди густых деревьев, где молчаливые морки стоят на страже по периметру.
Я надеялась, что мы разобьем лагерь здесь. Но поскольку безволосых коней, повозки и обычных лошадей отводят к краям поляны, в центре образуется гигантское пространство. Но никто не пытается развести костры или поставить палатки,