было бы категорией с вероятностью, стремящейся к абсолютному нулю. Это было бы уже усложнением сущего. Вы, конечно, слышали о принципе Лезвия Оккама. Положение оказывается под запретом той самой формальной логики.
И, таким образом, мы уже вынуждены исходить из принципиальной возможности существования сходных нам форм материи. А вот насколько сходным – это другая тема. Я бы даже поставил вопрос иначе: насколько не сходным данные материи в сравнении с нами заведомо должны быть в рамках любой строгой логики?
Разумеется, существует масса других логик. Можно исходить и из того, что мы существуем в этой бездне, потому что она, эта бездна, создана для нас, под нас и только ради нас. Переубедить этот тип мышления практически невозможно. Всякий элемент, всякий подход, не отвечающий ему, блокируется уже не формой логики, а самим принципом мышления. На мой взгляд, это доказывает, до какой степени на самом деле соплив и неразумен наш разум есть. Можно допустить также, что именно так выглядит старость разума, форма стареющего разума. Тогда у нас с вами времени меньше, чем все думают. Чтобы отвечать этой логике, мы должны были бы представлять собой нечто поистине уникальное.
– Религиозный тип мышления, – вставил я вполголоса, скорее для себя. Я слишком хорошо знал, о чем шла речь.
– Да. В рамках этой логики всё, что имеет и когда-либо имело место в этой вселенной, имело в виду исключительно один животный вид. По большому счету это не представляло бы интереса помимо софистики и прочего из той же категории, мы же вроде как пытаемся придерживаться практической стороны дела. Об том не стоило бы говорить еще раз, но за всю историю известной нам формы разума к подножию именно этой логики было возложено столько гор обугленных костей, что вправе задуматься, насколько разумен вид, на чем он так настаивает?
Между тем мы уже вынуждены раздвигать прежние понятия разума и исходить уже из того, что даже животные наделены определенной формой сознания. Причем речь не идет о высших, самых сложных формах жизни. Рассуждать в сходном русле можно долго, но я уверен, вы уже поняли, что я хотел сказать.
– Я совсем готов был похвалить вас за крепкий сюжет, – сказал я, – но потом вспомнил, что ближайшая к нам звезда не сидит на месте. Если бы она сидела, как сидит, я бы то же с легким сердцем развел руками в стороны. Но через пять миллиардов лет, как говорят, она пойдет с нарезки. У нее нет вариантов. И тогда она начнет выжигать и превращать в пепел все, до чего сможет дотянуться, а дотянется она очень далеко. Вы скажете, что мы этого не увидим. Но я не хотел бы оказаться на месте того, если кто-то это увидит. Есть две теории. Согласно одной, никакая форма живой материи не способна пережить временные промежутки вроде таких. Согласно другой, жизнь неизбежна там, где для нее есть условия.
Лишь с действительно большого костра можно донести свое учение массам и быть услышанным всемирной историей. Я подумал, что все дело лишь в этом. Ты все знаешь, а это никому не интересно. Надеюсь, я ошибаюсь.
Никто