Пятница. Ощущение, что хожу по замкнутому кругу: дом-работа-дом-работа. И ничего больше не происходит.
23 апреля. Воскресенье. Теперь у меня единственная радость – читать и перечитывать Пашины письма. Живу от письма до письма. Не всегда отвечаю, но его это не останавливает.
– Здравствуй, моя самая красивая на свете, самая волшебная женщина! Знай, что есть один человек, которому ты необходима, как воздух, как чистая вода. До того как я тебя встретил, я даже не замечал, что в жизни есть место красоте и человеческой доброте. Думаю о тебе постоянно, вспоминаю твою улыбку, озарившую мою душу чудесным светом. Мы с тобой теперь связаны невидимой нитью. И расстояние не имеет значения, потому что быть вместе – это наша судьба! Ты – моя будущая законная половинка (ты и сейчас моя половинка, а после моего развода и штампика мы будем принадлежать друг другу безраздельно). Береги себя и помни, что ты для меня самый близкий человек. И если б ты почаще мне отвечала – я был бы несказанно рад, мое солнечное счастье!
26 апреля. Среда. Я вдруг осознала, что за всю мою жизнь никто мною столько не восхищался и не говорил таких красивых слов как Павел. Родственники воспринимали все, что бы я ни делала, как само собой разумеющееся, как должное. Или, как ничего особенного – так, просто глупости, недостойные похвалы.
Помню, как приходила домой из школы, разогревала на газовой плите суп, заранее приготовленный мамой, делала уроки и бежала в музыкалку. Там получала свой обычный нагоняй от преподавателя за недоученные гаммы и пьесы (он называл мое исполнение “ковырянием в клавишах”) и потом со всех ног бежала забирать братца из детского садика. Надо было успеть прийти не самой последней, иначе Лешка начинал плакать, а воспитательница, сморщив лицо в недовольной гримасе, говорила, что некоторым нет никакого дела ни до кого, лишь бы шляться без толку по улицам. А я, наивная, каждый раз согласно кивала головой и гадала, про кого это она? И даже завидовала этим беспечным некоторым. Мне тогда было всего 8 лет, а Лешке 5.
Иногда я жгуче ненавидела своего брата. Для родителей он был просто свет в окне и чудо-ребенок. Ах, Лешенька уже сам читает, а ещё даже в школу не ходит. Ах, Лешенька великолепно рисует, ах, то, ах, сё. А как же я? Смотрите, я же лучше рисую! Я же самая быстрая в классе по чтению! (Наша учительница начальных классов Нина Ивановна обожала устраивать такие проверки на скорость чтения: давала незнакомый текст и по секундомеру засекала, сколько слов в минуту ребенок успеет прочитать вслух. Мы между собой называли ее Нина-Ванна, ведь она, действительно, была массивна и неповоротлива, как чугунная ванна).
А родители мне советовали не сравнивать себя с братом. Ведь Лешенька ещё маленький, подрастет и всех перегонит. И я молча уходила играть со своими куклами, лица которых были изрисованы все тем же Лешенькой.
– Лиза, ну что ты дуешься, – уговаривала мама. – Смотри, какие черные бровки, какие красные щёчки теперь у твоих кукол!
Да уж. А тела тех кукол были покрыты каляками-маляками,