я проклят, я не могу себя контролировать. С каждой минутой меня все больше переполняет гнев. Эта фигуристка не имеет права вмешиваться. Это мои ребята! Она знать не знает, с какой стороны к ним подходить!
Стив реагирует мгновенно. Он ложится на спину, бьет руками и ногами и кричит во все горло. Туристы с любопытством поглядывают в его сторону, и я снова кидаюсь к нему.
Она стоит в шоке, уставившись на мальчика. Когда я подхожу, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и беспомощно разводит руки:
– Я не знаю, что…
– С дороги.
Моя хватка немного грубовата, когда я отодвигаю ее в сторону, но я слишком зол и расстроен, чтобы волноваться о таком. Я сажусь рядом со Стивом на снег и говорю с ним медленно и мягко, так, как мне объясняла его опекунша. Через некоторое время его крики прекращаются, а конечности тяжело падают на снег. Он по-прежнему дышит быстро и судорожно, но худшее уже позади. Он медленно поднимается, засовывает руки в карманы лыжных штанов и уходит. Я знаю, что ему нужно прийти в себя, поэтому отпускаю его. Он не такой, как Тревор. Он не хочет никого провоцировать. Просто у него натура такая… довольно неуравновешенная.
Когда я поднимаюсь, мое сердце по-прежнему быстро бьется. Только после того, как я отправляю парней обратно на хафпайп, я поворачиваюсь к девушке. Моя челюсть напряжена.
– Это еще что такое было?
– Я просто хотела помочь, – быстро отвечает она. На ее лице виноватое выражение.
– И это ты называешь помощью? Накричать на незнакомого человека?
– Он пнул мальчика!
– Тебе ничего не известно об этих ребятах!
Мой голос звучит громче, чем я хотел, но меня это бесит! Одним махом она разрушила все, что я строил неделями. Во мне все кипит, хотя она ни в чем не виновата. Она сделала, что смогла. Но, если честно, мне просто нужен повод, чтобы на нее злиться. Повод перестать думать о ее нежном смехе или сладком цветочном аромате. О тихом, беззащитном голосе. Я не слушаю ее и позволяю гневу взять верх.
– Просто уйди, ладно?
У нее такой вид, будто она увидела привидение. Похоже, мое поведение ее пугает. Это хорошо. Может быть, теперь она будет держаться от меня подальше, и я наконец-то смогу перестать о ней думать.
Фигуристка тяжело сглатывает, раздувает ноздри и вздергивает подбородок. Совершенно очевидно, что она думает обо мне в этот момент. В ее глазах я теперь последняя сволочь. Часть меня хочет, чтобы у нее было обо мне лучшее представление, представление о парне, который купит ей попкорн с маслом и посмеется с ней над шапочками из фольги. Часть меня хочет извиниться за свое поведение, но другая часть, мертвая часть, говорит, что оно и к лучшему. Что она для меня все равно табу, если я не хочу, чтобы меня утянуло на глубину.
Потому что с глубиной приходит тьма.
О, как неожиданно ты повернул сюжет
Пейсли
– Папа подготовил музыку для моей произвольной программы, – Гвен тянется, чтобы коснуться руками пальцев ног.
Ее отец взял на себя роль тренера. Она рассказала мне, что раньше он сам занимался фигурным