будет хорошо. А в Стойго пусть скулят от ярости – собаки лают, ветер носит.
Таков был первый план сэра Хьюна. Подумав, однако, он слегка встревожился, настрочил послание и разослал его в твердыни родни и союзников:
«Приходите с надежными людьми к Трем Соснам: покажем королю-иностранцу где раки зимуют! Спешите! Заклинаю вас кровными узами и обетами верности клану!»
Послание барона не вызвало особого воодушевления – на боевой клич отозвались лишь несколько десятков человек, да и тем явно не хватало смелости. Сэру Хьюну не раз рекомендовали вскочить в седло и бежать через горы в Даот, но к тому времени, когда он убедился в целесообразности этого совета, королевская армия уже окружила Три Сосны и преградила путь к отступлению.
Сэр Хьюн приказал поднять мост и мрачно ожидал вызова на переговоры. Ожидание оказалось тщетным. Тем временем тройсы со зловещей эффективностью занялись осадными приготовлениями. Они соорудили пару тяжелых баллист и тут же принялись метать огромные валуны, перелетавшие через крепостные стены и валившиеся на крыши внутренних сооружений замка.
Озадаченный сэр Хьюн бесился: где вызов на переговоры, которого он ждал с такой уверенностью? Еще меньше ему нравился силуэт столбов с перекладиной, установленных на помосте, сколоченном поодаль на лугу. Крепкая и высокая, с добротными укосинами и подпорками, виселица явно была предназначена для интенсивного использования.
Канонада продолжалась всю ночь. Как только первые красные лучи рассвета озарили туманную болотистую пустошь, тройсы подожгли плотные тюки соломы, пропитанные горячей смолой и рыбьим жиром, и забросили их в крепость, чтобы огонь поглотил разломанные деревянные постройки и хранившиеся в них запасы. Над обреченной возвышенностью Трех Сосен взметнулись оранжевые языки пламени, повалил черный дым.
Из крепости послышались возгласы ярости и ужаса – никто не ждал такого поворота событий! Тройсы хладнокровно уничтожали замок сэра Хьюна и всех его обитателей, пользуясь таким ничтожным поводом, как обычная и законная кровная месть!
Сэр Хьюн приготовился к неизбежному – к безнадежной, отчаянной попытке побега. Ворота замка поднялись, мост опустился – горцы выехали галопом, надеясь прорваться через ряды противника и скрыться в торфяных болотах. Их кони падали, сраженные стрелами. Иные вскакивали на ноги и продолжали пробиваться мечами, пока их тоже не приканчивали стрелы тройских лучников. Других, оглушенных стремительным падением на каменистую, поросшую редким орляком почву, хватали и вязали. В их числе оказался сэр Хьюн. Ему надели на шею веревочную петлю. Спотыкающегося, с руками, связанными за спиной, бородатого барона втащили на эшафот.
Эйлас стоял в двадцати ярдах. На мгновение король и сэр Хьюн встретились глазами, после чего барона вздернули.
Друзей и родственников сэра Хьюна, выживших в бою, привели на суд короля. Среди них были два феодала и шесть рыцарей. Этих объявили мятежниками,