активно вела свои социальные сети и всячески это демонстрировала. Даже в зале, когда они забрались на, казалось бы, самые небеса по бесконечной лестнице к последним рядам, Маша нервно включала и выключала телефон. Понемногу это начинало раздражать Стеллу, но она пыталась переключиться на происходящее вокруг, а не рядом.
Они пришли в большой роскошный театр, созданный под эгидой их университета, с удобными мягкими креслами, немного откидывающимися назад, качественной акустикой, с несколькими балконами по бокам и узкой оркестровой ямой. Вероятно, помимо студенческих постановок здесь проводились и грандиозные, красочные, с участием известных актёров театра, дорогими декорациями и специально написанным репертуаром. Стелла никогда раньше не ходила сюда, поэтому была приятно удивлена скрытыми возможностями её университета: столько учиться в нём и не видеть того, что под носом – как это знакомо каждому!
Народ потихоньку занимал свои места – людей немного, но достаточно, чтобы создать видимость интереса к происходящему.
– Подожди, а у тебя сегодня разве нет смены в кафетерии? – поздновато, но спохватилась Маша, вдруг выпрямляясь в своем кресле.
– Да, насчёт этого…
Будто готовясь к этому моменту, её телефон издал радостное бурчание в тон последнему звонку. Свет давно погасили, и настало время начаться постановке. Стелла отключила звук и прочитала радостное сообщение от несчастного человека.
Artem: Олеська прикроет перед Злюкой! будешь должна ей три смены в конце декабря
Artem: там какие-то грандиозные планы, о которых я решил не спрашивать
Последнее сообщение заканчивалось стикером с енотом, роющимся в помойке. Кто бы знал, что он хотел этим сказать?
Не совсем тот результат, на который Стелла рассчитывала, но, по крайней мере, увольнение отменяется вместе с показательной поркой ценой всего лишь трёх смен. Стелла примерно представляла, что за наполеоновские планы у Олеси, потому что в прошлом году всё было точно так же, но под раздачу попали другие официанты, и они были выжаты досуха. Любовь к праздникам делала их менеджера почти такой же устрашающей, как вечно недовольный Алексей.
– Ради тебя, Маша, я продала душу дьяволу, – несчастно ответила Стелла, отправив Артёму смеющийся и одновременно плачущий стикер мопса.
– Страна не забудет твоей жертвы, – посмеялась Маша и вдруг потянулась к Стелле, чтобы обнять её – коротко, быстро, будто непреднамеренно. Слова её звучали ещё более случайно: – Спасибо, что ты такая, какая есть.
Стелла вопросительно изогнула бровь, но разъяснений не получила.
Зал окончательно погрузился в тишину и мрак, а потом кулисы разошлись, открывая вид на картонные, пластиковые и нарисованные декорации, представляющие собой убранство какой-то старой квартирки, где, вероятно, несколько поколений семьи жило, постоянно ссорилось, но при этом они были сплочённее и ближе, чем сейчас, когда родители и дети в какой-то