манная мука, неосторожно рассыпанная скупой природой, а так – пустое, чёрное ничто.
Взгляд опустился к афишам на стенах рядом со входом в театр, из которого постоянно кто-то да выходил, громко обсуждая увиденное. По общей атмосфере можно было заключить, что представление многим понравилось, хотя нашлись и те, кто недобро ворчал о сюжете, игре актёров и о чём-то ещё. На самой афише были название спектакля и три нарисованных человечка, запутавшихся в ниточках. По нижнему краю значилась ответственная организация в лице её университета, кафедра и список задействованных лиц.
– Елена Голубева, Антон Астахов, Марк Савин, – Стелла запнулась о броское имя, внутренне поиздевалась над бедным ребёнком и пошла дальше по списку, потому что в ожидании подруги заняться было нечем: – Кристина Бурова, Павел Гущин…
Короткое «о» само сорвалось с губ. Её не впечатлило бы это имя, если б не сегодняшняя игра в Шерлока. Стелла была совершенно уверена, что так и звали несчастного парня Маши, а еще интереснее становилось оттого, что он должен был играть в этой постановке, но сегодня его точно не было: она узнала бы, да и Маша не стала бы тихонько сидеть и наблюдать, наверняка разразилась бы ругательствами и ушла до того, как спектакль закончится.
– Вряд ли она не знала, – легко заключила Стелла, постукивая пальцем по холодной, покрывшейся инеем раме афиши. – Проверить пришла, тогда сейчас…
– Стелла!
Маша прилетела, как смерч, во всём своём чёрном великолепии, бросая молниями, способными растопить весь окружающий их снег и согреть кости Стеллы. Ещё одно короткое «о» согрело холодные губы, потому что её подруга плакала.
Она злилась и плакала.
– Этот кретин в больнице!
– И правда, – Стелла взглянула на название пьесы, – настоящий переполох.
Глава 3
Больница
В какой-то момент Стелле показалось, что она сама оказалась в незамысловатой пьесе с непритязательным сюжетом, потому что последующие события после заявления Маши объяснить ей было сложно. Её подруга, точно самый плаксивый ураган в мире, кружилась вокруг, ворчала, извергая ругательства, и плакала без остановки, и никакие утешительные слова Стеллы не могли унять эти гневные, полные раздражения слëзы. Злилась она, конечно, не на Пашу, каким-то незавидным образом оказавшегося в больнице, а на саму себя – на свою глупую гордыню, с которой Маша неохотно, но пыталась иногда бороться. Это было похоже на вялые сражения на поле брани, где никто не хотел никого серьëзно ранить, поэтому не предпринимал ничего существенного, а следовательно, сама битва всë никак не могла закончиться. Никто не победил, никто и не проиграл.
Теперь же всë немного изменилось.
Стелла осторожно гладила подругу по спине, пока та тихо всхлипывала, включая и выключая телефон в руках. Её пальцы раскраснелись так же, как и щëки с носом, даже, кажется, подбородок и лоб стали краснее, чем могли быть под слоем тонального крема. Чëрный клубок гнева, разочарования и облегчения – всех