кричат дети.
Мир постепенно заглушает своими образами Настю. Она снова остается полузабытым сном, который оставил лишь послевкусие.
– Прекратили стучать, – слышу голос Леры. Она глубоко вздыхает, явно собираясь снова заснуть.
– Да, спи, – отвечаю я и касаюсь её руки. Она нежная на ощупь и такая тёплая. Даже непривычно. Не то, что Настина.
Одергиваю сам себя. Сравнивать свою реальную девушку с видением из своего сна, это, конечно, интересно.
А ещё на сердце скребется неприятное чувство вины. Будто я виноват перед Лерой за то, что думаю о другой. Но это глупость?
Я просто увлечен интересной ситуацией, как творческий человек. Всего лишь. Я же не влюблен, в эфемерный призрак, который, вполне возможно, сам и выдумал.
Решив не отвечать себе на этот вопрос, я встаю. Оборачиваюсь на картину и затем на Леру, которая закутывается в два одеяла и прячет голову. Да, Лера из тех, кто не будет включать кондиционер в тридцатиградусную жару.
Сейчас мне кажется это странным, даже, слегка раздражающим. Я разворачиваюсь, чтобы идти в душ, но снова оглядываюсь.
Вспоминаю того, кто продал мне картину. Его жена жаловалась на неё. Говорила, что не может спать. Может ли Настя присниться Лере?
Захочет ли?
– Чё стоишь? – полусонный голос Леры выдёргивает меня из размышлений.
– Давай, спи.
Лучше забрать её отсюда, от греха подальше. Не стоит Леру оставлять с ней наедине, тем более, беззащитную. Пусть лучше Настя снова будет в мастерской.
А ещё, пусть она будет рядом со мной.
Я подхожу к картине, и слышу сонное бормотание Леры:
– Разбудишь, как заработаешь бабла.
Ухмыляюсь.
– Кого бы мне об этом попросить?
Резкий и громкий стук в дверь заставляет меня дернуться.
Не заблудись во снах
– Какая пошлость, – слышу я тихий голос отца Алексия. А точнее, моего друга Лёши.
Оглядываюсь на него с ехидной усмешкой. Ещё когда я открыл дверь, с картиной в руках, не смог не заметить цепкого взгляда Алексия на картину.
Да и сейчас он с неё глаз не сводит. И ведь он не представляет, какая она на самом деле.
– Ну да, поэтому ты разглядываешь её? Оцениваешь уровень пошлости?
Лёша только вздыхает.
– Я священник и глубоко женатый человек. Так что, твои подозрения беспочвенны и напрасны, – он держит недолгую паузу. – Какая-то она неприятная. Как будто, грязная что-ли.
– Ну а то! Вымазана в саже, обгорела, часть краски растеклась. Ну, я так могу объяснить вот это, – я показываю рукой на искажённое лицо Насти.
– Может, он её так и нарисовал? Как это называется… абстракция? – говорит Лёша.
– Да нет, я знаю, какой она должна быть, – я киваю на бумаги позади моего друга Вырванные листки со скетчбука, которые я разложил на небольшом журнальном столике. Теперь будет удобно подходить и сверяться с ними.
– Ты это чертил?
– Не чертил, делал наброски. Пока не забыл её лицо. План такой, сейчас я занимаюсь фоном и очищаю её