Я обижался и как-то назвал ее за это Медузой Горгоной. Тогда подул сильный ветер. Лес разозлился, захотел дотянуться до меня, но у него ничего не вышло. Он лишь размахивал своими лапами и гудел.
– Скажи спасибо, что мы сейчас не в чаще, – сказала тетка.
Ветер поднял ее волосы, превратив в длинных тонких змей. Ногти на ее пальцах вдруг стали расти в три раза быстрее. И улыбалась она так, будто все вокруг действительно случилось из-за нее.
– Сам леса боишься, – сказала ты с издевкой.
– Ничего я не боюсь.
– Хм.
На этот раз твое «хм» мне совсем не понравилось.
Идти в Собачий лес дураков не было. Но ты опять взяла меня за руку, и они появились.
При тебе лес притворился добрым. Солнце шуршало в соснах, возилось в кустах. Кричали неизвестно какие птицы. Здесь нельзя было отделить один звук от другого. У леса было что-то общее с морем. В одном фильме я видел, как его волны накатывают на берег, и сразу вспоминал наш лес. Только в лесу этот звук шел сверху. Казалось, что ты находишься на самом дне зеленого моря.
Узлы корней на тропинке. Она петляла и куда-то делась. Под ногами захрустели прошлогодние шишки. Между сандалиями и пальцами забивалась теплая трава. Ты сказала, что можешь идти задом наперед, потому что у тебя на попе невидимые глаза, но сделала пять шагов и грохнулась. Лес засмеялся, и ты вместе с ним.
Скоро мы вышли на поляну, где хоронили собак. На поляне было семнадцать холмиков, поросших травой. Я уже умел считать до много. Над холмиками дрожал и жужжал нагретый солнцем воздух. Они неровно дышали, будто волновались из-за нашего прихода. А ты вдруг легко и ловко поскакала между ними на одной ножке. И я подумал, что стоило бы обменять свое умение считать на умение проскакать вот так на одной ножке.
– Почему твой папа ушел из пограничников? – спросил я.
– В ми-ли-ции е-му луч-ше. Он фрон-то-вик и по-сле вой-ны бо-ле-ет. – Ты остановилась, перевела дух. – Все фронтовики болеют.
– Дядя Гоша тоже фронтовик, но он здоровый.
– Значит, он неправильный фронтовик.
Теткин муж полковник Лапин остался на войне и, наверное, тоже был неправильным фронтовиком. На стенке висела его молодая фотография на фоне бомбардировщика, в котором он летал. Тетка говорила, что если долго смотреть на фотографию пропавшего человека, то он обязательно вернется. Однажды я смотрел на полковника Лапина с завтрака и до обеда. Даже в туалет не ходил. Но он не вернулся.
– А где твои родители? – спросила ты.
– Мама в Москве. Но на лето меня тетка забирает. Она меня еще на осень забирает, весну и на зиму.
– А ты давно в Москве был?
– Наверное, никогда.
Ты подошла и встала так близко, что я снова почувствовал запах редиски.
– У тебя писка большая?
– Не знаю. А у тебя?
– Хочешь посмотреть?
Твои глаза косили особенно сильно. Я даже не знал с каким из них разговаривать. Поэтому опустил голову и отрицательно покачал головой.
– Врешь. Хочешь, – сказала ты. – Давай попробуем, как взрослые в том журнале.
– Чего-то