всё, его ничем нельзя было удивить; похоже, выжить он мог в любой ситуации.
Под его руководством из брезента мы первым делом натянули навес, один конец которого спускался к земле, а второй укрепили на вырубленных шестах так, чтобы тент был натянут под углом; наломали веток, разложили их под тентом и уложили туда Серёгу. У лётчиков был небольшой топорик, а у Михалыча нашёлся огромный тесак, который мог перерубить не очень толстое дерево. Кстати, у лётчиков были также весьма приличные ножи, а мы с Серёгой, голодранцы и неумёхи, запаслись только одним на двоих перочинным ножичком, но зато с открывалкой – не нужно будет вскрывать консервные банки большим тесаком.
Михалыч завалил три лиственницы, сложил их друг на друга в длину треугольной пирамидой вдоль натянутого навеса, наломал сухих веточек, разложил их в щели между брёвен, поджёг, и скоро огонь распространился вдоль всей длины лежащих деревьев; костёр разгорался, становилось тепло. Оказывается, у лиственниц в любое время года, невзирая на осадки, под основными ветвями всегда можно найти множество отживших веток и сучков, ломаются они как спички и всегда сухие. Век живи – век учись!
– Гори, Наденька, гори! – веселился Михалыч.
Много позже я узнал, что такой костёр называется нодья, отсюда и прижилось имя Наденька.
Очень быстро от костра пошёл сильный жар, он быстро прогрел воздух под навесом, жизнь начала принимать радостные очертания. Я за день устал как собака, но хотя по специфике моей профессии мне всегда приходилось много перемещаться и я привык к такому, здесь всё было по-другому: по тайге ходить оказалось очень трудно. Ноги ныли; к тому времени, как мы дошли до места, где остановились, мне уже казалось, что я больше не смогу сделать ни шагу, и я бы с удовольствием просто бухнулся под навес и вырубился, но Михалыч заставил нас притащить веток, срубить ещё пару небольших лиственниц и разогреть банки с тушёнкой. Он заварил чай в котелке. Лётчики вытащили из своего мешка спирт; вот уж я не сомневался, что у лётчиков он всегда найдётся. Наши с Серёгой запасы (а мы с ним прихватили к геологам бутылку коньяка) были выпиты уже давно, ещё в последний вечер перед отлётом. Среди продуктов нашлось несколько пачек сухарей, что было встречено нами тоже с восторгом, ведь хлеба-то не было.
Спирт оказал на всех могучее воздействие, даже Серёжка ожил, приподнялся и просидел достаточно большое время с нами у костра. Начались «охотничьи» рассказы. Михалыч чутко уловил настроение: нельзя было давать нам повода к унынию. Впрочем, Петя и Семён и не собирались унывать, да и я с Серёгой тоже – скорее всего, из-за того, что мы с ним плохо понимали опасность ситуации. Наши лётчики были ребятами примерно нашего с Серёжкой возраста, может быть только чуть-чуть помоложе. Они вообще не обсуждали произошедшее с вертолётом, наверное чтобы не бередить душевных ран, бодрились и делали вид, что ничего особенного не произошло, обычная рабочая