наконец, закончить перекличку и махнул рукой звукарю – тот включил нужный трек – «Союз писателей» рефлекторно побрёл на исходную позицию и начал репетицию под руководством Айседора.
– А как же зритель поймет, кто есть кто? – повернулась ко мне штабс-ротмистр. – И что это именно писатели, а не босомыки какие?
Я засмеялся, глядя на пеструю толпу пляшущих… Айседор отплясывала впереди них, напоминая движения. Затем выстроила всех в полукруг, лицом к главной трибуне и к нам, сидевшим там с краешку – пришел черед репетировать сольные проходки, во время которых босомыки превращались в писателей – Баба Маня называл каждого в микрофон.
– Вот и ответ на ваш вопрос, Надежда Андреевна… Будем дальше смотреть или пойдем?
Голубушки мои переглянулись.
– Пойдем, наверное – завтра досмотрим, – стали они подниматься.
«Какое счастье, – прочитал я в глазах Марины Ивановны, – что в вашем городке нет улиц Мандельштама, Гумилева, Волошина, Пастернака…»
– И Цветаевой, – подумал я вслух, представив возможное соло Андрея Платонова с дворницкой метлой…
Марина Ивановна, усмехнувшись, благодарно пожала мне руку…
– Вобла! – остановил нас гневный возглас из толпы репетирующих писателей.
Кричал Лермонтов, возмущенный тем, как Айседор мучает неуклюжего и спотыкающегося Чернышевского.
– Кто это сказал? – в микрофон спросил Баба Маня.
– Я! – не стал прятаться Лермонтов. – Во, бля, говорю, какие коленца наш русский великий утопист и последовательный боевой демократ выкидывает!
– Мне послышалось другое… – все так же в микрофон возразил Баба Маня.
Айседор отвернулась, плечи ее вздрагивали…
– Мда, – громко вздохнул Гоголь, – метко выражается русский народ… Замашисто, бойко…
– И Есенина-то нет среди нас, чтоб за Айседора вступиться… – сокрушался Радищев.
– Я за него! – выступил вперед Лесков.
Лесков оказался левшой. С левой руки он заехал Лермонтову в правую скулу – красный кивер с головы поэта покатился по зеленому футбольному полю. Но Лермонтов устоял. Двинув ногой в пах нападавшему, он добавил ему коленом по склонившейся голове и оттолкнул прочь – падай, дескать, с богом…
Сталинскими соколами налетели на Михаила Юрьевича друзья Лескова – Фадеев с Фурмановым.
Известное дело: дворяне меж собою все родня – за Лермонтова впрягся Толстой. За шкирки оттащил он соколиков в разные стороны, а потом, сдвинув руки, стукнул их лбами…
– Какая глыба, а? Какой матерый человечище! Вот это, братцы, художник! – комментировал происходящее Гоголь, – Кого в Европе можно поставить рядом с ним? – И сам себе ответил, – Некого!
Айседор рыдала. Баба Маня её успокаивал. Выбежавшие на шум помощники Бабы Мани разнимали дерущихся. Бритоголовый Маяк отрешенно медитировал в центре возникшего хаоса… Мы молча покинули это ристалище.
БЕСЕДКА – ДЛЯ БЕСЕД
Признаться откровенно, я боялся остаться