улыбнулся мне, проходя мимо задней двери. Докатив колесо, он вернулся к багажнику за домкратом, а после принялся за работу. Я почувствовала, как домкрат медленно поднимает машину. И в этот самый момент в опустившейся на парк темноте раздался звук, которого я не слышала уже очень давно. Из мечети зазвучал азан.
Мой отец читал азан очень красиво. Словно это были не священные слова, а песня любви, идущая из самого сердца. Шах Несим, будучи пакистанским мусульманином, не совершал намаз ровно пять раз в день, а время от времени уединялся в комнате, где падал ниц и долго оставался в таком положении. Служение моего отца не ограничивалось только молитвами: иногда он сидел ночи напролет без малейшего движения, иногда долго шепотом разговаривал сам с собой, иногда просто играл на нее [2]. Когда он выходил из своей молитвенной комнаты, в его огромных черных глазах стояли слезы, а на лице было выражение странного глубокого покоя. Я слышала, как Шах Несим как-то сказал моему отцу: «Перед тем как умирать, нужно умереть». Меня очень напугали его слова. Подумав, что папа умрет, я в слезах убежала в свою комнату. Отец услышал мой плач и зашел ко мне. Я обняла его за шею и спросила: «Папа, ты умрешь?» Он совершенно не ожидал такого вопроса: «С чего ты это взяла?» Я рассказала ему, что слышала, а он только рассмеялся. «Нет, не умру, дочка. Дядя Несим совсем не говорил, что мне нужно умереть. В его словах есть скрытый смысл. Ты поймешь его, когда вырастешь. А пока я просто скажу, что слова Несима никак не связаны со смертью». Я очень обрадовалась этому и еще в детстве разгадала значение испугавшего меня выражения: оно было о тихом покое в глазах отца. Возможно, для кого-то другого оно имело иной смысл, но я всегда связывала его с глубоким покоем в глазах отца, никогда не терявших, однако, тени постоянной тоски. Когда бы я ни думала об этом выражении, мне представлялся тихий, спокойный, уходящий в бесконечную даль океан. Большой, сильный, невероятный, но одновременно совершенно спокойный, необъятный и покладистый. Такое же выражение лица, как у отца, я видела только у моей одноклассницы Джанет после припадка. У нее была эпилепсия, что делало ее самым несчастным ребенком в классе. Иногда приступ накатывал на нее прямо на уроке, она вся тряслась, как маленький листик во время урагана, но, когда приступ кончался, в ее глазах цвета пепла возникало такое же выражение вселенского покоя, как в глазах моего отца. Вся мягкость тишины отражалась на лице человека, прошедшего через великое напряжение. Успокоение, приходящее после страшной бури, отрывающей буйное сердце от самого человеческого естества…
Вот в таком душевном состоянии мне хотелось пребывать прямо сейчас. Вот такое душевное состояние было сейчас от меня дальше всего. На меня снова накатило кошмарное беспокойство. Оно настолько охватило меня, что в какой-то момент я даже не смогла сделать вдох. Я толкнула от себя дверь и вышла из машины на улицу.
Меннан с беспокойством посмотрел на меня, но я не дала ему задать вопроса и сказала:
– Со мной все в порядке. Занимайтесь колесом.
Он