Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала
почему одни люди креативнее других, а о том, почему существовали и существуют общества, в которых креативных людей больше, чем в других»[106].
Тем самым подведя итог бесконечного обсуждения проблемы, как объяснить технологическое развитие как социальный феномен, содержащийся в том, что мы можем назвать культурным аспектом институциональной матрицы общества, Мокир решительно переносит эту проблему в институциональное поле. Он также цитирует историка экономики Росса Томпсона, говоря, что «технический прогресс сродни Богу Его много обсуждают, одни ему поклоняются, другие его отвергают, но мало кто его понимает»[107].
Если мы согласимся, что объяснение должно основываться, скорее, на эндогенных, чем на экзогенных факторах, мы немного продвинемся вперед, но до ясности будет еще далеко. Как утверждает Ландес, на проблему экономической неразвитости можно смотреть с двух разных сторон, и его аргументы вызывают в памяти то подобие системы убеждений в экономической науке, о котором мы говорили выше. Ландес пишет, что есть два подхода к поиску эндогенных объяснений: «Один подход говорит, что мы так богаты, а они так бедны, потому что мы такие хорошие, а они такие плохие; то есть мы трудолюбивые, знающие, образованные, эффективные и производительные, а они – наоборот. Другой говорит, что мы так богаты, а они так бедны, потому что это мы такие плохие, а они такие хорошие; мы жадные, беспощадные, агрессивные эксплуататоры, в то время как они слабые, невинные, добродетельные и хрупкие жертвы»[108]. Основное различие между этими диаметрально противоположными подходами связано не столько с неоднозначной ролью алчности, сколько с ролью тех систем убеждений, которые ограничивают видение политиков. На одном уровне ведется поиск возможных виновников проблемы, а на втором – поиск той части институциональной матрицы, в которой может скрываться причина проблемы. Давайте начнем с первого уровня.
Если мы предполагаем, например, что глубинные причины неравномерного экономического развития нужно искать в Брюсселе, то мы ясно представляем, что требуется, чтобы найти выход из ситуации. Приняв как факт, что страны третьего мира больше выиграют от отмены протекционистской сельскохозяйственной политики в Европе, чем от получения компенсаторной денежной помощи из-за рубежа, мы можем заключить, что выход заключается в отказе от корыстных интересов и в последующих объяснениях с раздраженными французскими фермерами. Хотя на практике это решение может упереться в непреодолимые политические препятствия, из-за которых нам выгоднее продолжить выплату неразвитым странам компенсации на миллиарды евро налогоплательщиков, теоретически ситуация не представляет сложности.
Если же мы предполагаем, что корень проблемы заключается, например, в политической культуре Дар-эс-Салама, то мы упираемся в крупную теоретическую проблему. Если стабильному снижению депривации, как предполагает Лоуренс Харрисон, на самом деле мешают причины, заложенные в той части