Было ясно, что у них давно маковой росинки во рту не было. Наконец они вновь обрели способность говорить. От кого они узнали о нашем существовании? Это нам хотелось выяснить прежде всего.
– Нам рассказал наш деревенский, христианин Китидзиро…
– Китидзиро?!
– Да, падре…
Они сидели, освещенные огоньком масляного светильника, съежившись и набив бататами рты. Один из них улыбался, точно ребенок, открывая два уцелевших зуба. Второй сидел неподвижно и напряженно, явно робея перед чужеземцами.
– Но ведь Китидзиро не христианин?..
– Нет, нет, падре. Он христианин.
Мало-помалу все разъяснилось. Так и есть, Китидзиро – христианин, но отрекся от веры. Восемь лет назад, по доносу соседа, ненавидевшего его семью, Китидзиро с братьями и сестрами схватили. Им приказали топтать ногами икону с изображением Господа, но они отказались, и только Китидзиро проявил малодушие. Стоило чиновникам пригрозить, как он сразу начал кричать, что готов отречься… Его братьев и сестер бросили в темницу, а его отпустили, но в деревню он не вернулся.
Говорили, что его видели в толпе, окружавшей костер в день казни, – грязного, оборванного; он не смог вынести страшного зрелища и сразу куда-то исчез.
Услышали мы и другое, не менее удивительное сообщение. Оказывается, в их поселке все до единого тайно исповедуют христианскую веру. И не только там: в окрестных селениях – в Мияхаре, Тоодзаки, Эгами – есть много тайных христиан, только притворяющихся буддистами. Они давно ждут не дождутся, когда из-за моря приплывут к ним священники, неся благодать.
– Падре, мы много лет не ходили к мессе, не исповедовались. Мы только читали молитвы… – сказал человек с окровавленными ногами. – Поскорее приезжайте в нашу деревню. Мы даже маленьких детей учим молиться; они мечтают увидеть падре…
Товарищ его одобрительно кивнул, обнажив в улыбке два желтых зуба. В плошке с жиром с треском горел фитиль. Разве могли мы с Гаррпе ответить отказом? Мы и так слишком долго таились. Да, по сравнению с этими японскими крестьянами, что пришли к нам, ночуя под открытым небом в горах, до крови натрудив ноги, мы были слишком трусливы!
Небо посветлело, в хижину стал просачиваться прохладный утренний свет. Как мы ни уговаривали крестьян, они не согласились лечь на солому – так и уснули сидя, обхватив колени руками. И вот утренние лучи озарили хижину, проникая в щель между досками.
Через два дня я держал совет с христианами деревни Томоги относительно поездки на острова Гото. В конце концов было решено, что Гаррпе останется здесь, а я пробуду на Гото дней пять, общаясь с верующими. Наши покровители были не слишком в большом восторге от этого замысла. Некоторые даже высказывали опасение, не ловушка ли это?
В условленный час, глухой ночью, люди с островов Гото тайно прибыли за мной в Томоги. Мокити с товарищами усадил меня в лодку. Луны не было, море казалось черным как смоль, слышался только ритмичный плеск весел. Человек, сидевший на веслах, за все время не проронил ни слова. Когда лодка вышла в открытое море, качка заметно усилилась.
Меня