и тридцать человек в атаку на индейцев в нашем тылу. Затем, радостно крикнув мне: «Давай, Ястребиный Клюв! Зададим им жару», – он повёл оставшихся восьмерых солдат в отчаянный бросок на сто пятьдесят дикарей перед нами.
Хуссейн, уродливая тварь, в двадцать прыжков доставил меня до фалд капитана.
У меня не было времени сообразить, что происходит. Ряды краснокожих перед нами разверзлись, как огромная алая пасть, поглотившая Феттермана и всех восьмерых его солдат. Каким-то чудом я прорвался сквозь бурлящую массу воинов на открытое пространство. К тому времени, когда я смог остановить Хусейна, я стал свидетелем такого же чуда. Феттерман все еще был в седле, хотя в ту минуту его будущее можно было исчислять секундами на пальцах одной руки. Будущее восьми его людей было ещё короче.
Я не считаю себя образцом храбрости; в тот момент мои действия были вызваны боевой истерией, достаточно знакомым любому старому солдату безумием. Кроме того, я сидел верхом на бешеном животном, которое предпочло бы оказаться под обстрелом, а не в тихом стойле. Хуссейн втянул меня обратно в эту орущую толпу, прежде чем я успел сообразить, что он хочет. Будь у меня еще секунда, я бы наверняка погнал его вверх по долине в отчаянной попытке спасти свою шкуру, но этот бешеный гнедой дьявол принёс меня прямо к Феттерману прежде, чем можно было привести в действие какой-нибудь более-менее разумный план.
Оказавшись в окружении дикарей, нам оставалось только одно – попробовать воспользоваться помощью кольтов, чтобы проделать себе выход. Хусейн так рванулся сквозь толпу индейцев, что я даже не успел сделать ни единого выстрела.
– Я собираюсь сделать дыру! – крикнул я Феттерману. – Когда крикну «скачи», скачи!
Индейцы, на мгновение остановленные моим неожиданным возвращением и не решаясь закидать нас стрелами из опасения перестрелять друг друга, бросились вперед, чтобы прикончить нас копьями. Когда они приблизились, я стал стрелять из винчестера так быстро, как только мог его перезаряжать. На таком близком расстоянии эффект был сокрушительным. В направлении моего огня действительно открылась тропинка, и индейцы отвели своих скакавших лошадей в сторону, чтобы убраться с пути летящего свинца. Конь Феттермана проскакал в образовавшийся просвет на голову впереди Хуссейна.
Позади нас индейцы перестроились и волной хлынули за нами. Теперь их луки были опасны, воздух вокруг нас свистел от стрел.
Перед нами не было никакого пути к отступлению. Я думал попытаться присоединиться к оставшимся в живых тридцати солдатам, если таковые найдутся, но на всём поле не было видно ни одного из них, в то время как между нами и фургонами лежало море краснокожих воинов. По меньшей мере сотня скакала на нас, а остальные несколько десятков набросились на фургоны, чтобы уничтожить находившихся там. Я помню, как за мгновение до того, как мы напали на них, из фургонов донеслись радостные крики. Наши люди увидели нас.
Я вспоминаю глупую фразу, промелькнувшую у меня