по небу. Не прошло и минуты, как из-за леса появилась армада немецких бомбардировщиков с чёрными крестами. Их было столько, что они своими грозными крестообразными тушами закрывали едва ли не всё небо, которое мигом стало не мирным и голубым, а мрачным, словно на восток внезапно надвигалась огромная тёмная грозовая туча. Они шли мощным строем, нагоняя страх на всё живое не только в небе, но и на земле.
– Один, два… тридцать восемь… семьдесят пять… сто двадцать… двести один, – младший сержант сбился со счёта и матюгнулся, что для него было несвойственно. – Неужели война, Васёк? – спросил он осекавшимся голосом, объятый тревожным ожиданием, продолжая завороженно глядеть в небо, где беспрерывной лентой двигались самолёты, и которым казалось, не будет конца.
Гвоздев долго сглатывал застрявший в горле сухой ком. Еле справившись с ним, он в смятении чувств, с трудом выдавил прыгающими, серыми от волнения и тревоги губами:
– М-может, провокация?
– Н-не похоже, – глухо ответил Серёга Челюстников, который ещё не знал, что жить ему отмерено судьбой всего ничего. – Это война, Васёк, – сказал он через минуту обречённо. – Ты бы метнулся к Прухину на наблюдательный пункт, пущай он свяжется с дежурным по заставе.
Не поднимая головы, Гвоздев немного отполз назад, поднялся и проворно побежал, скрываясь за деревьями. У подножья трёх высоченных сосен, на вершине которых была оборудована площадка из тёсаных плах, где круглосуточно находился пограничник с телефонным аппаратом, он остановился. Дыша часто и отрывисто, запрокинул голову; придерживая рукой фуражку, негромко свистнул, подражая иволге: «Фтиу-лиу, фтиу-лиу!». Ветки, маскирующие вышку, тотчас раздвинулись, и оттуда выглянула озабоченная физиономия пограничника.
– Прухин, – взволнованной скороговоркой зачастил низкорослый Васёк, непроизвольно подпрыгивая от нетерпения, – немедленно свяжись с заставой, узнай что происходит. Очередная провокация или уже и вправду война? Да не тяни время, чёрт этакий, скорее звони!
Между тем с той стороны, куда нескончаемым потоком двигались самолёты, донеслись приглушённые расстоянием выстрелы. Это открыла заградительный огонь зенитная батарея старшего лейтенанта Комлева.
– Слыхал? – не таясь, сверху заорал ефрейтор Прухин, страшно выкатив белки и без того выпученных от рождения глаз, бешено вращая тёмными зрачками. – Война это! Понимаешь? Война! Я уже связывался с лейтенантом Тюрякиным!
В просвет между кронами Васёк заметил, как один из самолётов, внезапно отделившись от строя, стал пикировать на разделительную полосу границы. Не прошло и несколько секунд, как из подбрюшья бомбардировщика, словно большие чёрные капли, вниз посыпались бомбы. Они с пугающим свистом приближались к земле.
– Бомбы! – истошно завопил Гвоздев, и немедля ни секунды, метнулся к вырытой у основания могучего дуба открытой щели. С разбегу прыгнув в неё, он плотно прижался спиной к прохладной земляной стене; сжавшись в комок, охватил голову руками, с ужасом и тоской