если наступательные действия противника примут ожесточённый кровопролитный характер.
Из леса выбежали рядовые Блудов и Ерохин, отправленные два часа назад в разведку. Держа в одной руке винтовку, другой отчаянно размахивая, как будто для того, чтобы придать себе большей скорости, они огромными прыжками мчались к окопам, сшибая ногами метёлки пырея. Высокая, мокрая от обильной росы трава хлестала их по влажным голенищам. Одновременно с тревогой и внутренним облегчением, что разведчики наконец-то вернулись, Тюрякин с нетерпением наблюдал за их приближением. Перед самым бруствером, запнувшись носком сапога за свежую земляную насыпь, бежавший впереди Блудов, упал на колени. Но он так торопился, что не стал утруждать себя тем, чтобы сразу подняться, а просто сполз в окоп головой вперёд, сноровисто работая локтями.
Подавшись ему навстречу, лейтенант Тюрякин коротко выдохнул:
– Ну?
– Немцы там, – забормотал запыхавшийся Блудов, поспешно поднялся на ноги, указал вытянутой рукой на уходившую в лес просёлочную дорогу. – На бронетранспортёрах. А ещё мотоциклисты.
– Слышите, товарищ лейтенант? – быстро спросил Ерохин, спрыгнув следом за товарищем в окоп, и мотнул головой в сторону леса. – Едут!
Метнув в указанном направлении тревожный взгляд, Тюрякин зычным голосом оповестил:
– Пригото-о-овиться!
Пограничники как-то сразу подобрались; без суеты, скупыми и деловитыми движениями разместили гранаты в земляной нише окопа, цинки с патронами, удобнее поправили каски и, навалившись грудью на бруствер, выжидательно замерли, цепко вглядываясь в заросшую муравой дорогу и дальнюю кромку леса, откуда с минуту на минуту должны были появиться немцы. Судя по их обветренным сосредоточенным лицам, которые в минуту опасности стали чрезмерно суровыми и неприступными, страху ни у кого не было. По крайней мере, внешне это никак на пограничниках не проявлялось.
Наступила тягостная тишина, которая всегда бывает перед бурей, нарушаемая лишь мирным жужжанием пчёл да беспечным стрёкотом кузнечиков в траве. Бабочка крапивница, обманутая этой тишиной и неподвижно замершим молодым пограничником украинцем Тарасом Козак, без опасения села на кончик его носа, очень похожего на бараболю средних размеров. Парень невольно свёл голубые зрачки к носу, и уголки его твёрдо сжатых губ тронула слабая улыбка.
– Дурашка, – почти беззвучно прошептал он, и бабочка, очевидно напуганная шевелением его по-юношески припухлых губ, торопливо улетела. Она ещё долго порхала над лесными душистыми цветами, пока не поднялась высоко вверх и не пропала из виду, как будто растворилась в тёплом, напитанном солнечным светом воздухе.
В лесу уже отчётливо послышался звук работающих моторов, который по мере приближения неимоверно усиливался, отражаясь раскатистым эхом от деревьев. Вскоре показался немецкий авангард, состоявший из десятка мотоциклов с пулемётами на люльках, и сразу же звонкий