нависают над улицей, а из ящиков на окнах падают цветы. На втором этаже кто-то включил радио – я слышу суровый тон диктора, но не могу разобрать слов.
Сворачиваю на Бульвар Королевы и замираю на месте, чтобы пропустить несущуюся с грохотом с горы машину пивовара. Делаю шаг назад и осторожно выглядываю – автомобили несутся сплошным потоком.
Город Киркпул выстроен из золотистого песчаника. Он лежит в долине, окруженный горами, и открыт морю лишь с одной стороны. Если смотришь на Киркпул со стороны моря, видишь Бульвар Королевы, протянувшийся от порта до самого Роял-хилл, до дворца на вершине, пики которого поднимаются к небу, как возвышающаяся над палубой грот-мачта.
От бульвара в стороны расходятся улицы. На каждой множество лавок и магазинов, в них предлагают свои товары портные, пекари и торговцы, привозящие издалека специи. Люди со всего мира живут и торгуют в Киркпуле, город являет собой уникальную смесь культур. Каждый может ощутить себя здесь как дома, в отличие от многих других портов.
Мимо проносится экипаж купца. Я, не раздумывая, цепляюсь сзади, как лакей, и несусь по ухабистой дороге вниз. Торговец улавливает изменение веса и замечает меня в зеркале заднего вида. Маневрируя, пытается стряхнуть, но качка для меня – дело привычное. Согнув колени, я умудряюсь удержаться.
На улице, где много лавок пекарей, меня охватывают запахи и воспоминания. В детстве мы часто бывали здесь с отцом, когда совершали стоянку в порту Киркпула. Он покупал мне липкую от сахарной пудры булочку, а я жевала ее, сидя на его плечах, как на насесте, и представляла, что нахожусь в «вороньем гнезде» на мачте[2]. Выпечку готовили довольно просто – из теста делали рулет и посыпали сахаром и пряностями. С той поры такие ароматы напоминают мне о походах на юг, когда я была ребенком, таким маленьким, что моя нога помещалась поперек доски на палубе «Лизабетт». На корабле у меня получилось стоять уверенно раньше, чем на земле.
Свернув за угол, я оглядываю водную гладь у подножья Роял-хилл и вспоминаю о конторе в порту и сообщении, которое меня ждет. Опускаю глаза и смотрю на пальцы, сжимающие балку кареты. Как и всегда, представляю, что кожа перчаток лопнула, обнажив зеленые знаки на руке. Стискиваю зубы и приказываю себе не думать об этом.
Все пустое. Он скоро будет здесь. Раньше отношения у нас с отцом были проще, легче.
Пригибаюсь и держусь крепче, когда экипаж прибавляет скорость, чтобы обогнать плетущуюся впереди телегу. Впереди слышится возмущенное ржание лошади, затем чей-то крик, и колеса начинают скользить, унося карету в сторону. Медленно она начинает заваливаться, опрокидываясь. Руки напрягаются и трясутся под тяжестью тела. Я зависаю на несколько секунд и падаю на землю. Боль пронзает все тело. Спешно поднимаюсь и на четвереньках уползаю с дороги, пока меня не сбил следующий проезжающий экипаж.
– Никогда не доводилось видеть, чтобы моряк летал, – кричит высунувшаяся из окна женщина. Слова вызывают смех у всех, кто ее слышит. Из-за того, что кожа у меня светлая, краснею я всегда заметно. Смущаюсь