на всадника. Если я верно расслышала, то он убивал людей, перед тем как я на него наткнулась. Меня пробирает дрожь.
Всадник встречает мой взгляд. Вот бы еще вид у него был не такой беззащитный.
Должно быть, он оборонялся, говорю себе. Я ведь сама видела его раны. Я бы, пожалуй, тоже убила того, кто со мной такое сделал.
– Тебя никто не тронет, – повторяю я, а сердце у меня бешено колотится. Теперь уже я от него не отступлюсь.
Комната, где мы прячемся, освещена мягким зеленым светом, исходящим от всадника, а дом, к несчастью для нас, стоит неподалеку от главной дороги. Рано или поздно эти люди заметят свет – если уже не заметили.
Я быстро принимаю решение: стягиваю с себя рубашку и набрасываю ее на грудь всадника. Ткань почти гасит свечение.
Мы сидим вдвоем в темноте и вслушиваемся.
– Найдем его следы… не мог уйти далеко…
Я вся холодею.
– Смысла нет… дождь… следы… утром…
Может, дождь уже смыл все признаки того, что я тащила сюда всадника. Может, удача улыбнется нам.
В голову тут же приходит мысль о том, как редко мне в жизни выпадала удача. Лучше уж не надеяться, что она вдруг выручит нас.
Голоса удаляются и больше не возвращаются.
Что бы они ни решили, их путь лежит не в нашу сторону.
Кажется, пронесло… пока.
После этого я уже не могу заснуть: слишком боюсь, как бы эти люди нас не нашли.
Мой взгляд вновь падает на темную фигуру всадника. Я не могу забыть, каким увидела его впервые. Он был так изуродован… При этой мысли у меня до сих пор перехватывает дыхание. Тем более что время от времени я слышу в темноте болезненные вздохи. Я уже не могу понять, спит он или нет. Снова начинаю гладить его по волосам, и это, кажется, успокаивает его.
С наступлением ночи холодок начинает пощипывать мою голую кожу. Я не решаюсь забрать у всадника свою рубашку, хотя и мерзну. Меня бьет дрожь, зубы стучат.
– Тебе холодно.
Его хриплый голос словно вырывается из самой тьмы. От него у меня мурашки бегут по коже.
– Ничего.
Вот влипла я. Даже не смешно. Если и не попадусь на мушку тем, кто ищет всадника, – а эти люди, пожалуй, не остановятся перед тем, чтобы поднять руку на девочку-подростка, – так тетя Мария выгонит меня из дома.
Я словно наяву слышу ее пронзительный голос: «Решила провести ночь с каким-нибудь парнем, потаскушка? Ну так раз уж ты считаешь, что доросла до секса, значит, доросла и до того, чтобы жить самостоятельно».
Так и будет.
А может, она просто отметелит меня до полусмерти.
Так что мурашки у меня не только от холода.
– Ложись рядом, – прерывает мои раздумья голос всадника.
Я смотрю туда, где, как мне кажется, должны быть его глаза, и от его слов у меня что-то сжимается внизу живота. Я понимаю, что он не вкладывал в них никакого сексуального смысла, но его хриплый голос и то, что мы с ним оба голые до пояса, невольно толкает мои мысли в эту сторону.
Я никогда не лежала рядом с мужчиной, если не считать родственников.
– Ты ранен, – говорю я. – Я могу толкнуть…
– Если