заколдованная!
– Хорошенькое колдовство, – смеется Корнелия.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего, моя госпожа. – Она протягивает руки. – Вставайте. Я вас одену.
– Ты вчера поздно легла.
– Да что вы говорите!
От ее дерзости Нелла смущается. Прислуга в доме матери никогда себе такого не позволяла.
– Хлопала входная дверь. И наверху. Я совершенно уверена.
– Исключено. Тут запер ее до того, как вы ушли к себе.
– Тут?
– Я так зову Отто. Он считает прозвища глупыми, а мне нравится. – Корнелия надевает Нелле через голову нижнюю рубашку, потом – голубое с серебристым отливом платье и восхищенно добавляет: – Это господин заказал!
Восторг от подарка быстро улетучивается – рукава непомерно длинны, а корсет, как ни старайся, на ней болтается, совсем не подчеркивая грудь.
– Госпожа Марин посылала портнихе мерки! – недовольно восклицает горничная, затягивая сильнее и раздраженно глядя на лишние мили лент. – Ваша мать указала их в письме. И что прикажете со всем этим делать?
– Значит, портниха напутала. – Нелла обозревает необъятные рукава. – Мама не могла ошибиться!
В столовой Йоханнес изучает какие-то бумаги и негромко разговаривает с Отто. При виде жены он кланяется с изумленным выражением на лице. Цвет его глаз стал более насыщенным – уже не вода, а камень. Марин пригубливает воду с лимоном, не сводя глаз с гигантской карты на стене за спиной брата. Посреди бумажной океанской бездны висят материки.
– Благодарю за платье, – выдавливает из себя Нелла.
Отто с охапкой бумаг отступает в угол.
– Так это одно из них? Я велел пошить несколько. Только я представлял его несколько иначе. Не великовато? Марин, оно, кажется, великовато?
Марин садится и складывает салфетку на коленях в аккуратный квадрат. На фоне платья он смотрится как случайная белая плита на черном полу.
– Боюсь, вы правы, – произносит Нелла.
Ее голос предательски дрожит. Как же получилось, что по дороге из Ассенделфта в Амстердам тело новобрачной усохло до карикатуры?! Она переводит глаза на карту, твердо решая не думать про несуразные рукава. Вот Nova Hollandia, на берегах изумрудных морей изображены пальмы и приветливые черные лица.
– Ничего. Корнелия укоротит. – Йоханнес берет стакан пива. – Присаживайся, поешь.
В центре стола на камчатной скатерти стоит блюдо с черствым хлебом и тощей сельдью.
– Сегодня завтрак скромный, – поясняет Марин, глядя на пиво в руке брата. – Знак смирения.
– Или игра в бедность, – бормочет Йоханнес, подцепляя кусок на вилку и мерно пережевывая его в наступившей тишине.
К черствой буханке никто не притрагивается. Нелла от волнения вперивает взгляд в пустую тарелку. Ее мужа обволакивает незримое облако грусти.
«А уж есть будешь! – мечтал Карел. – Говорят, в Амстердаме лопают клубнику в золоте».
Видел бы он этот завтрак.
– Добрый эль,