сухая и светлая, с хрустящими кучами осенних листьев, по которым Фиа топтался по пути на рынок. Они неспешно вернулись домой с сумкой, полной завернутых в бумагу сокровищ: оливок, сыра, острого миндаля, шоколада и клубники – на сегодняшний вечер.
Одеваясь, Беатрис беспокоилась о том, где им есть: на кухне или в столовой наверху. Совет Конора был быстро и пренебрежительно отклонен, и он задался вопросом, зачем она его вообще спрашивала. Его все еще смущали прошлые выходные: если бы она его спросила, он, возможно, отказался бы от вечера с пиццей – не время для этого. Но поступить так означало бы, что он допустил какую-то ошибку, что что-то не в порядке. Он растянулся на кровати, ожидая, пока Беатрис закончит свои дела в ванной, и теперь ему не хотелось вставать. Она бродила по их спальне, выбирая по одному предмету одежды и надевая его. Ему нравилось, как выгибалась ее спина и округлялся живот, когда она застегивала лифчик, и как она поднимала и укладывала грудь в чашках. Прежде чем сесть за макияж, она надела узкие джинсы и струящийся вишнево-розовый топ.
Между двумя раздвижными окнами, выходящими на улицу, стоял небольшой стеклянный столик с ящиком и тонкими медными ножками. Они нашли его в антикварном магазине в Порту: доставка обошлась дороже, чем сам столик. По обе стороны трехстворчатого зеркала стояло несколько флаконов с кремами, духами и маслами. Беатрис не планировала стареть. Он не осмеливался произнести это вслух, но Беатрис так гналась за совершенством тела и сознания, что его достижение становилось невозможным. Она спрашивала, любил бы он ее по-прежнему, даже если бы она была толстой, морщинистой и с мешками под глазами. Он говорил: «Да, всегда». И она обвиняла его во лжи. Она говорила, что знает его лучше, чем он знает ее. Это было возможно – он часто думал, что совсем ее не знает.
– Перестань за мной следить, – сказала она зеркалу. Он увидел свою уменьшенную копию в перспективе, бледную и серую на бледно-сером белье.
– Повтори еще раз, почему все собираются у нас? – спросил он.
– Потому что сейчас наша очередь, – она улыбнулась ему, прежде чем снова повернуться к зеркалу.
– А мы будем обсуждать выходные? – спросил Конор.
– А ты хочешь? Подожди, ты имеешь в виду всех или только нас? – она нахмурилась, осознавая важность его вопроса.
– И то и другое?
– Со всеми? Нет. Ни в коем случае. Ты знаешь, что они скажут. Что напились и обезумели.
– А ты нет?
Беатрис пожала плечами:
– Возможно, немного обезумела. Но ту таблетку я выплюнула, пока никто не видел. Никто же не знал, что в ней, и это безумнее всего.
Неудивительно, что в воскресенье она была такая нормальная.
– Мне дороже мой сон, – она подошла к нему босиком. – Что ты хочешь знать?
Он притянул ее на кровать и уложил на себя. Она оперлась на руки – ее волосы рассыпались по его шее – и поцеловала его.
– У нас осталось не так много времени, – сказала она. Он снял с нее топ. Расстегнул лифчик. Помог вылезти из джинсов и трусиков. Оглядел ее, словно желая убедиться, что под одеждой была его Беатрис. Она приняла его в себя, отвечая ему так же, как и всегда.