на большую занятость, он держал свое слово и приходил, обычно по выходным. Витольд Генрихович тогда собственноручно готовил чай, Людвику уносили в дальнюю комнату, где за ней присматривала Клаша, которая еще успевала сбегать на кухню и соорудить бутерброды с селедочным маслом и брауншвейгской колбасой, купленной и хранимой на случай прихода дорогого гостя. В столовой накрывали на стол, и на изможденном от недосыпания и природной бледности лице Берты начинал слабо, но отчетливо проступать долгожданный румянец.
После ритуального измерения пульса и давления, во время которого он был предельно серьезен, доктор Фантомов слегка растягивал пухлые губы в дружелюбной улыбке и говорил магическое: «Не стоит беспокоиться, все в пределах нормы». И тогда все садились за стол, как будто уверенные в том, что уж теперь ничего страшного не может случиться, и пили красно-кирпичный пахучий индийский чай, тоже хранившийся исключительно для подобных случаев. Берта наливала себе чай в белую чашку с волнистыми краями, такого тонкого фарфора, что она казалась прозрачной на свету, а мужчины пили из стаканов в тяжелых мельхиоровых подстаканниках, черненных под серебро. К чаю подавали на блюдце нарезанный кружками лимон под густым слоем сахара, бутерброды и абрикосовое варенье.
После мужчины оживленно беседовали об образовании, медицине и международных новостях, а Берта Филипповна, сев за фортепьяно, наигрывала разные мелодии, пробуя, что больше подойдет к теме разговора. С ее плеч сползала шаль, карие глаза наконец блестели, и, когда собеседники устраивались в креслах у окна, из-под ее пальцев градом сыпались этюды Шуберта, Равеля и Черни.
Иногда после музыки доктор и Витольд выходили во двор. Доктор – чтобы покурить трубку, а Витольд – чтобы составить ему компанию. Клаша убирала со стола, а Берта, включив торшер с большим оранжевым абажуром и декадентcкой бахромой, раскладывала пасьянс, благодаря Бога за то, что малышка Людвика еще спит и не портит сказочный вечер надрывным непрекращающимся криком.
Вскоре мужчины возвращались, и после одной-двух партий в шахматы или в пикет доктор церемонно откланивался. Витольд с Бертой взволнованно обсуждали детали удавшегося вечера, а Клаша, перед тем как помыть посуду, стояла в кухне и, глядя в окно, жадно подъедала нежно-розовые кругляши брауншвейгской с прибранных со стола тарелок и блаженно отхлебывала из своей чашки с надломленным ушком остывший чай, предварительно положив туда две ложечки сахару и еще одну – абрикосового варенья.
В это время обычно с диким ревом просыпалась Людвика, и Клаша, поспешно запихивая последнее колечко колбасы в рот, нервно грела на водяной бане молочную смесь в градуированной бутылочке, гремела недомытыми тарелками и безудержно, до желудочных колик, икала от слишком быстрого поглощения пищи. Вечер подходил к концу, а супруги еще долго обсуждали доброту, образованность и удивительный интеллект гостя.
III
Чистить паровые котлы Севка, конечно, вызвался не