пастора или актера. Черная одежда была наглухо застегнута на его низеньком теле, и нельзя было сказать, носит ли он воротник церковного или мирского фасона, потому что воротник его заношенного редингота, в облезлых пуговицах которого отражалось пламя от свечек, тесно окутывал его шею. На голове его была круглая черная шляпа жесткого фетра. Лицо, поблескивавшее капельками дождя, выглядело как желтый сыр со слезой, за вычетом двух красных пятен, указывавших на скулы. Его очень длинный рот резко разинулся, выражая обескураженность, но в тот же момент он широко раскрыл свои синие живые глаза, чтобы выразить удивление и удовольствие.
– Как, отец Кеон! – воскликнул мистер Хенчи, вскакивая со стула. – Вы ли это? Входите, входите!
– Нет-нет-нет-нет! – произнес скороговоркой отец Кеон, сложив губы трубочкой, как говорят с маленькими детьми.
– Вы не хотите войти, присесть?
– Нет-нет-нет! – повторил отец Кеон, который говорил мягким и кротким, медоточивым голосом. – Я не должен вас беспокоить! Я просто ищу мистера Феннинга…
– Он тут рядом, в «Черном орле», – сказал мистер Хенчи. – Но, может быть, вы войдете все-таки на минутку?
– Нет-нет, благодарю вас, тут просто небольшое дело, – отклонил отец Кеон. – Благодарю вас.
Он начал ретироваться, а мистер Хенчи, взяв один из подсвечников, пошел, чтобы посветить ему на лестнице.
– Ну что вы, не затрудняйте себя!
– Но тут так темно на лестнице.
– Нет-нет, мне видно… Благодарю вас.
– Вы спустились уже?
– Все в порядке, спасибо… Спасибо.
Мистер Хенчи вернулся и, поставив на стол подсвечник, снова уселся у огня. Некоторое время прошло в молчании.
– Скажите мне, Джон, – произнес О’Коннор, раскуривая сигарету от очередного выборного листка.
– Да?
– А что он такое на самом деле?
– Спросите чего полегче, – отвечал мистер Хенчи.
– Я смотрю, их с Феннингом водой не разлить. Сидят почасту вместе у Каваны… Священник он вообще или нет?
– Ммм… думаю, что да… Я думаю, он, что называется, паршивая овца в стаде. У нас не так много их, слава Богу! но несколько таких имеются… По сути, несчастный человек…
– А чем он пробавляется?
– Еще одна тайна.
– Он приписан к какой-нибудь церкви, к часовне или там к заведению…
– Нет, – сказал мистер Хенчи, – полагаю, он путешествует за собственный счет… Эх, Господи прости, – прибавил он, – а я-то думал, что он – это дюжина портера.
– Мы можем хоть рассчитывать на глоток? – спросил О’Коннор.
– У меня тоже уж пересохло, – сказал старик.
– Я трижды спрашивал этого шпаненка, – сказал мистер Хенчи, – соизволит ли он прислать дюжину портера. И сейчас вот снова спросил, только он у стойки, без пиджака, очень глубокомысленно балабонил с олдерменом Каули.
– Что же вы ему не напомнили? – сказал О’Коннор.
– Ну, я ж не буду встревать, пока он говорит с олдерменом Каули. Я подождал,