поднял с пола пачку таблеток и чашку, внутри которой, также в преломлении лучей, колыхнулись и вовсе отдельными крохами света капли воды. От резкого того наклона в глубинах моей головы, что-то болезненно сжалось, а в животе тягостно качнулись остатки выпитого или переваренного. Мне, походу, лучшем было бы сейчас выпить, что-либо от головной боли и тошноты, а не снотворное. Но я экспериментировал, совершенно не задумываясь о собственном самочувствии, состоянии здоровья или побочных действия самих опытов. В том, не столько бравируя хорошим здоровьем, сколько ни о чем не размышляя. Оно как в тридцать два человеку присуще состоянии вечности самой жизни и мало кто думает о последствиях выпитого, выкуренного, съеденного. Я не говорю, конечно, о тех, кому со здоровьем не повезло, кого коснулась беда, в виде серьезного заболевания, или того, кто с этим заболеванием, болью, недостатком живет долгие годы. Говорю о таких выёживающихся лоботрясах, как я, которые косили от армии не по причине хвори, а потому как были слишком дороги своим родителям.
Медленно я принялся извлекать себе на ладонь таблетки из упаковки в количестве пяти штук. И количество, и сами действия я обмозговал уже давно. Думая, примерно так: «Пять или шесть таблеток, очевидно, сделают мой сон более крепким, и может я смогу запомнить происходящее со мной в теле Виклины. Потому как буду спать намного дольше».
Дело в том, что мне казалось, это именно из-за короткого промежутка времени нахождения во сне, я не запоминаю происходящее. Поэтому первоначально в эксперименте был предпринят алкоголь, затем таблетки.
Наконец, таблетки были отправлены в рот, я их заглотнул, даже не запивая, а после, подумав, добавил туда еще одну, и лишь потом выпил воду из чашки.
Полупустую пачку я, наклонившись, сунул под тахту, имеющую такие маханькие ножки, едва приподнимающие само дно над полом. Туда было сложно засунуть обертки от конфет, огрызки или шкурки от мандарина. Уверен, что мать в свой срок приобрела эту тахту именно из-за того, что я был и остаюсь большим любителем захламлять пространство под кроватью и креслами всякими отходами, порой дурно пахнущими, или мумифицирующихся. По этой причине в моей квартире отсутствовали какие-либо паласы, ковровые покрытия и даже малые половички. Чего там говорить, был я, так сказать, свином и не находил ничего зазорного в том, где спать – там потом есть и пить.
В этот раз я, однако, сунул пачку из-под таблеток под тахту, чтобы пришедшие ко мне (не важно, родители ли, друзья ли) не подумали, что я решил отравиться или там покончить с собой. Впрочем, по мне, конечно, не скажешь, что я могу даже подумать о прекращении жизни, не то, чтобы такое осуществить. Так как очень себя любил, будучи эгоистом.
Любил я не только себя изнутри, ну, там душу, личность, мысль, но и свое тело. Оно как был достаточно интересным. Как считали женщины обаятельным, красивым мужчиной.
Хотя ростом я не очень-то удался, по юности